почему-то кажется, что все им должны, все их хотят, каждый просто обязан преклоняться перед ними и слушать их глупости. Женщины повышают голос при каждом удобном случае, по какой-то непонятной причине полагая, что это возвышает их над собеседником, и кидаются в слезы, если крики не возымели действия. Единственное, что их интересует, – их собственная личность, их потребности, их желания… Они ожидают, что мужчина заплатит за них в ресторане, на какую бы сумму они ни изволили наесть, купит им все, чего только коснется их завидущий взгляд, а потом тихонько отползет в сторонку, позволив им заниматься тем, что они любят больше всего на свете, – сплетничать и снимать тупые видосики. Мужчине позволено появляться в их жизни только для того, чтобы в очередной раз раскрыть портмоне и метнуть на стол купюры – желательно достоинством повыше!

Актрисы – отдельная категория женщин. Они и проститутки стоят на одной ступеньке социальной лестницы, но последние – гораздо честнее: они не скрывают, что от мужчин им нужны только деньги, и даже не пытаются «втирать» им про любовь! Актрисы же гораздо хуже проституток. Они причисляют себя к высшему обществу на том лишь основании, что находят себе богатых покровителей, делят с ними постель и пользуются их протекцией и деньгами.

Поэтому они должны заплатить за свою глупость, беспечность и жадность, за продажную любовь и ничем не оправданное тщеславие… И расплата будет страшна!

* * *

Алла никогда не видела Кирилла Третьякова на сцене, но вынуждена была признаться самой себе, что отлично понимает Валерию Медведь: этот мужчина способен легко и непринужденно очаровать женщину! Конечно, он моложе Аллы, однако и она не сомневалась, что поддалась бы его обаянию, если бы ему вдруг вздумалось за ней приударить, причем ему не понадобилось бы для этого лезть из кожи вон. Есть люди обоих полов, обладающие врожденной способностью завоевывать людские сердца. Они могут быть весьма полезны и приятны, если направят свой природный дар в позитивное русло, но в противном случае становятся опасными – как красивый дикий зверь, наблюдать за которым издали одно удовольствие, но приближаться к нему чревато серьезными травмами или даже гибелью.

Прежде чем войти в допросную, Алла немного посидела в кабинете вместе с Лерой и оперативниками, пытаясь понять, что ощущает Третьяков, вторично задержанный по подозрению в убийстве. К ее удивлению, особых признаков беспокойства он не проявлял. Говорит это о его невиновности или лишь об абсолютном владении собой?

– Меня зовут Алла Гурьевна Суркова, – представилась она, входя. – Подполковник юстиции, руководитель Первого следственного управления СК по расследованию особо важных дел.

– Впечатляет, – усмехнулся Третьяков. – Ну а мне, думаю, представляться не имеет смысла?

– Вы правильно думаете, Кирилл Андреевич. Вы понимаете, за что вас задержали?

– Полагаю, вы пытаетесь обвинить меня в убийстве Анны?

– Обвиняет прокурор, а мы только подозреваем.

– Все равно у вас ничего не выйдет: я никого не убивал, и обратного вам не доказать!

– Если вы и в самом деле невиновны, вас освободят. Для начала давайте поговорим об алиби: где вы находились сегодня утром?

– В какое время?

– С десяти до одиннадцати.

– Я был дома.

– А во сколько начинается репетиция?

– Обычно в одиннадцать, но сегодня назначили на половину двенадцатого.

– Тогда разве вы не должны были находиться в это время в пути?

– Я живу рядом с театром: мне туда ходу минут семь-восемь.

– Понятно. То есть вы пришли, а Анна Понизова не появилась.

– Верно. Мы подождали, но потом начали без нее: в конце концов, в спектакле есть сцены, где она не задействована.

– Как вы узнали о случившемся?

– Как и все – от второй ассистентки режиссера. Она звонила Анне, и кто-то из ваших, видимо, набрал последний входящий номер. Во всяком случае, я бы так и поступил.

– Вы неплохо разбираетесь в наших тонкостях, – заметила Алла.

– Смотрю детективные сериалы, знаете ли, – это моя маленькая слабость.

– Какие отношения вас связывали с убитой?

– Отношения?

– Вы отлично понимаете, что я имею в виду.

– Это-то я как раз понимаю, мне непонятно, почему вы именно мне задаете такой вопрос.

– Ваша слава бежит впереди вас!

– Уверяю, большая часть этой «славы» – слухи и инсинуации: мы с Анной являлись коллегами, и это все.

– А с Дианой Кочакидзе?

Уголок рта Третьякова дернулся, словно его задели за живое, но в остальном он остался невозмутим.

– Я думаю, вам уже рассказали, что мы с Дианой встречались какое-то время, но это было давно. С тех пор много воды утекло, и мы остались просто друзьями.

– А с Анной вы тоже… дружили?

– Нет.

– А что так?

– Ну, во-первых, она слишком молода для меня, а во-вторых, чересчур уж простовата, чтобы быть интересной.

– Вот как! Значит, вы предпочитаете женщин постарше?

– Необязательно, главное, чтобы у них вот тут что-то было, – и артист постучал указательным пальцем по виску.

– А у Понизовой, значит, не было?

– Скажем так: она отлично подходила на роль Финеи!

– Глупой девушки из пьесы Лопе де Вега?

– О, вы в курсе?

Кажется, Третьяков этого не ожидал, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на уважение.

– Я много читаю, – кивнула Алла. – Получается, вне театра вы не общались?

– Верно.

– Если бы Диана не погибла, эта роль досталась бы Анне?

Артист покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Диана получила роль служанки, хоть и рассчитывала на Финею либо, на худой конец, Нису.

– Значит, алиби на время убийства Анны у вас нет, – констатировала Алла: у нее была привычка во время допроса перескакивать с одной темы на другую, чтобы, если повезет, запутать подозреваемого и заставить проявить эмоции – страх, беспокойство или хотя бы растерянность.

Третьяков лишь руками развел, подтверждая ее слова.

– Может, кто-нибудь видел, как вы уходили из дома?

– У нас нет консьержа, если вы об этом, а никто из соседей по пути мне не встретился.

– Парковка?

– Я же сказал, что живу поблизости от театра – хожу пешком.

– Ясно.

– Послушайте, что заставляет вас меня подозревать – какие, черт подери, причины у меня могли быть для убийства Анны?!

– Хорошо, давайте поговорим о Диане.

– О Диане?

Третьяков напрягся: кажется, о Понизовой ему беседовать гораздо проще – интересно почему? Не потому ли, что он считал Анну дурочкой, а к Диане питал искренние чувства?

– Как мне стало известно от Валерии Юрьевны Медведь, вы находились в театре в момент убийства Кочакидзе…

– Не «в момент», а после – но тогда я этого не знал!

– С чего вы взяли, что после?

– Иначе я стал бы свидетелем убийства, верно?

– Но тело вашей партнерши вы тогда