- Сможет ли этой весной твой монстр полететь за пределы гор?

- Сколько рабов и воинов сможет нести за раз Дыхание Степи?

- Когда эта тварь, наконец, нажрется?

- Ты решил, кто поведет воздушную повозку в первый полет?

Лишь на последний вопрос Партум имел ответ - но этот ответ не устроил «тайную пятерку». Их коллективное мнение, как обычно, озвучил Глава Совета Ринавалонна ри-Мигаш.

- Ты не поведешь Дыхание Степи в первый полет за рабами, Партум. И во второй тоже. И в двадцать пятый. Ты изваял это существо, Скульптор, но нам надо еще много таких. А этого, никто кроме тебя, не сделает. Среди Народа достаточно храбрецов. Но, кроме тебя, нет ни одного мага, способного изваять нечто, чего не видел никто.

Кличка «Скульптор» прилипла к Партуму быстрее, чем имя «Дыхание Степи» к воздушному летуну. Как воздушный монстр будет летать, тогда еще никто не знал. А вот способность юного мага своим Жалом – стеком для «воспитания» рабов – творить смешных и нелепых существ из камешков, костей и глины могли видеть у вечернего костра почти каждый день.

Сотворенное существо росло, и, как любой растущий организм, периодически болело. И некому, кроме Партума, было разобраться с его недомоганиями. Существо надо было дрессировать и объезжать, как дикого жеребца. Поэтому Скульптор и его детище были неразлучны этот год.

Но вот пришла весна.

Равнины Империи сбросили предательские снежные покровы, и наступило время отряду из нескольких юношей отправился на воздушном скакуне на первую охоту.

***

Партум считал, что Дыхание Степи еще слишком мало, чтобы отправляться в полноценный поход. Но...

Было одно обстоятельство, которое вынудило согласиться на этот, слишком ранний полет.

Как и все твари Степи, летун не мог причинить вреда Детям Седого Волка. Нерушимый Завет между Волком, Степью и Народом был тому залогом.

Но летуну пришла пора попробовать человеческого мяса. Рабы в Степи были нынче дороги, поэтому два погонщика и дюжина воинов должны были отправиться туда, где рабского мяса было полно – в Империю.

Дети Волка, несмотря на растущее сопротивление Имперских войск, традиционно продолжали воспринимать Империю как загон со своими баранами. Оттого то и гибли все чаще, не принимая всерьез имперских солдат. А количество и мастерство последних росло день ото дня.

Поэтому было решено погнать летуна пастись на просторах Империи, но в ее глубь, подальше от границ с бдительными и набирающимися опыта егерями.

Неожиданная проблема возникла с воинами...

***

Никто из выдающихся воинов пяти родов не желал даже приблизиться к «летающему слизняку», ни то, чтобы войти внутрь. И при этом каждый был готов вызвать на ритуальный поединок любого, кто назвал бы его трусом.

Войти внутрь летуна и подняться в воздух? Посмотреть на землю далеко внизу?

Ну, нет...

Лишь младший сын старейшины ри-Мигаш, видя отчаяние своего отца (а, возможно, вдохновленный рассказами отца о грядущем богатстве и могуществе рода), согласился возглавить этот отряд.

Он был единственным в отряде, кто уже ходил в статусе «волка» в набег.

Все остальные были юношами, еще не испытанными в боях.

Отряд вернулся через месяц, как и было условлено.

Но каждый день ожидания Партуму и старейшинам казался длиною в год...

***

Когда Дыхание Степи вернулось, никто уже не сомневался, что это чудовище способно унести две дюжины воинов и полсотни рабов.

Человеческое мясо явно пошло летуну на пользу. На площадку опустился монстр вдвое больше того, что вылетал на кормежку в Империю.

А потом подоспел и рассказ младшего ри-Мигаш, командовавшего первым рейдом Дыхания Степи.

***

Поначалу степняки выбирали отдаленные хутора и маленькие деревеньки и сваливались на них ночью, бесшумно и неожиданно. Сначала воины разведывали, кто и где находится, а потом оцепляли поселение, чтобы никто не сбежал.

Среди ночи, когда щупальца чудовища, почти лежащего на крышах, бесшумно заползали во все дворы, воины ломали двери и выбивали окна. Смертоносные тентакли летуна сами находили все живое, годное в пищу.

А жрал летун всё, что шевелится...

Иногда приходилось вытаскивать из домов ужаленных жителей – щупальца безмозглой твари раз за разом бесполезно пытались протянуть мертвые тела через слишком маленькие окошки крестьянских домой, или вытянуть корову сквозь окошко сарая.

Дочиста обсосанные чудищем костяки людей и скота собирали и сваливали кучей посреди деревеньки для пущего страха окрестных имперских жителей.

Кучи белых костей, на которых не оставалось пропитания даже для мух, должны были шокировать тех, кто увидит их в обезлюдевших деревнях.

Одежда из шкур и меха растворялась вместе с плотью, а вот ткани из льна, лыка, дерюги тварь переваривать брезговала.

Дескать, я хищник, а не травоядное...

Воинов поначалу мутило, когда рядом с тем местом, где под куполом летающей медузы размешались они сами, в почти прозрачном теле переваривалось человеческое тело, как сквозь растворившуюся кожу проступали, как живые, внутренности, а потом и белый костяк. Когда на костях не оставалось ничего, годного в пищу, плоть чудовища просто расступалась и белоснежные сухие кости вываливались наружу.

У воинов был лишь одна задача – чтобы никто, увидевший Дыхание Степи, не остался в живых. Но особых хлопот не возникало – бесшумный ночной ужас ни разу никого не упустил.

Но потом такая охота показалась воинам скучной...

И однажды решили рискнуть – воины днем захватили деревню, а потом старосте показали, как его жена заживо растворяется во чреве чудовища. Жертва, видимо не испытывала боли, а сквозь прозрачную плоть не доносились звуки.

Но зрелище шевелящегося в утробе чудовища близкого человека, кожа которого на глазах обнажает проступающие мышцы, старосту почти свело с ума. Он слезно умолял степняков взять все его сбережения, но не отдавать его чудищу живьем.

Только мертвым...

Сбережения оказались неожиданно богатыми для захолустной деревеньки, и воины призадумались о том, сколько золота осталось припрятанным на зажиточных хуторах. Золота, которого им уже никогда не найти.

Поэтому все остальные деревеньки брали днем и взимали с обреченных людей последний выкуп – за право умереть раньше, чем быть съеденным. И сильно удивлялись, сколько золота и серебра оказалось припрятано у нищих имперских крестьян.

Дальше – больше.

Душа потомственных работорговцев обливалась кровью и желчью при виде пущенных в расход детей.

Дети – самый ходкий и дорогой товар на рабских рынках. И самый редкий. Мальчики и девочки от трех до шести - лакомый выбор и для