Вторую половину дня она копала могилу для любимого пса. Копала медленно, часто отдыхая, а могила всё казалась ей мелкой. И, отдохнув, она снова принималась копать, углубляя её и выравнивая стенки. И пока она копала, она слышала, как в её доме хозяйничали чужие люди. Они что-то выкрикивали, смеялись, слышались грубая брань, звон разбитой посуды, треск и хруст стекла под берцами, топот. Она слышала, что через двор к её постояльцам приходили в гости другие каратели, послышалась разухабистая музыка, и баба Нина поняла, что вся эта компания выпивает, а напившись, она принялась выкрикивать хором славу Украине и героям. В конце концов затянули гимн, «Ще не вмерла…».

Потом началось шествие через весь огород в деревянный маленький скворечник в дальнем конце огорода. Сначала пришёл разведчик. Полупьяный, расхристанный, он подошёл, пошатываясь, к бабе Нине и таинственным шёпотом, подмигивая, спросил, где у неё сортир. Баба Нина концом черенка лопаты указала ему где. Оккупант буркнул, что далеко тащиться, и стал расстёгивать штаны, чтобы помочиться прямо в могилу пса. Но храбрая маленькая старушка встала между могилой и карателем, держа лопату наперевес, и сказала, что если он посмеет это сделать, то она отрубит этой самой лопатой все его причиндалы и в этой могиле их закопает. Солдат понял, что она не шутит и сделает, что обещала. Обозвав её старой ведьмой, он отправился в сортир, по дороге топча грядки. После разведчика началось паломничество в то место, куда баба Нина поклялась больше никогда не заглядывать. А потом веселье оккупантов возобновилось с новой силой.

«Хоть бы наши сюда мины заслали», – думала баба Нина, роняя слёзы в могилу, которую всё копала и копала, и вспоминала, что давным-давно она всё это уже слышала, только на другом языке.

Осенью 1941 года Ниночке Шевелёвой исполнилось восемь лет. И этой же осенью в Сталино, Макеевку и Горловку вошли фрицы. Отец Ниночки ещё летом был призван в Красную армию и воевал. Село, где жила Ниночка с матерью, было неподалёку от Горловки. В нём тоже был расквартирован дивизион. Во дворах сельчан и за околицей стояли вражеские орудия.

Мать Ниночки, как пришли гитлеровцы, переоделась в старое матушкино выцветшее платье и низко повязывала платок, чтобы не так бросались врагам в глаза её молодость и красота. К ним в дом тоже пришли четверо фашистов. Весёлые, мордатые, довольные, они первым делом выселили женщину с ребёнком в летнюю кухню, а сами заняли комнаты, приказав приносить им хворост из посадок, чтобы топить две печи в доме. Наводя свои порядки, они сорвали со стен фотопортреты родственников и выбросили их в огород. Мать Ниночки, собрав портреты, принесла их в летнюю кухню и спрятала в углу, забросав тряпками, сказав спасибо, что не сожгли.

Началась трудная трудовая жизнь ребёнка. Дневальные, дежурившие у орудий за околицей, привыкли, что мимо них несколько раз в день туда и обратно проходит Ниночка. Туда – с пустыми руками, а обратно – с вязанкой хвороста. Мать Ниночки старалась без особой надобности не выходить со двора. Работала на огороде, готовя землю к весенним посадкам. Земля была их главной кормилицей. Кроме того, фрицы приказали ей каждый день мыть полы в комнатах.

Однажды, собирая в посадке хворост, Ниночка услышала тихий свист. Она оглянулась по сторонам и никого не заметила. Через некоторое время свист повторился, и её позвал женский голос. Ниночка доверчиво пошла на этот голос. В густых зарослях стояла незнакомая женщина средних лет и улыбалась.

– Как тебя зовут? – спросила женщина.

Ниночка ответила.

– Я давно за тобой наблюдаю, – сказала женщина. – Ты здесь каждый день собираешь хворост. Ты Танина дочка, верно? Можешь мне помочь?

– А кто вы? – спросила Ниночка.

– Я советский человек, – отвечала женщина. – И я хочу, чтобы фашисты убрались с нашей земли. А ты этого хочешь?

– Хочу! – отвечал ребёнок. – Они наш дом отняли. А мы с мамой живём в летней кухне. Там тесно. И работать заставляют. Мама полы в доме моет каждый день, а они нарочно сапогами грязными его топчут.

– Так можешь мне помочь? – снова спросила женщина. – Зови меня тётя Люба.

– Могу! – отвечал ребёнок.

– Тогда вот что. У вас по соседству живет дядя Миша. Знаешь его?

Конечно, Ниночка знала дядю Мишу, мужчину лет шестидесяти. И жену его знала, тётю Лизу.

– Передай это дяде Мише, но так, чтобы никто не видел и не знал. Сможешь? – И женщина протянула Ниночке свёрнутую вчетверо бумажку. – И мама твоя тоже не должна ничего знать. Поняла?

Ниночка отлично поняла. Она преисполнилась чувством ответственности. Она сняла правый ботинок и спрятала бумажку в носок. Потом обулась и ждала дальнейших распоряжений.

– Дядя Миша тоже с тобой передаст записку. Завтра я буду тебя ждать здесь. Запомни: никто не должен знать!

– Вы партизанка? – спросила Ниночка.

Женщина улыбнулась.

– Это военная тайна, понимаешь? И запомни: если у тебя найдут эту записку, скажешь, что нашла в леске. Поняла? Иди!

Женщина помогла Ниночке взвалить вязанку хвороста на плечи и исчезла. Как сквозь землю провалилась. Ниночка отправилась домой.

Вечером, как стемнело, огородами она прокралась к дяде Мише. У них в доме тоже жили фрицы, а он с женой ютился в летней кухне, как и Ниночка с матерью. Войдя, Ниночка поздоровалась и спросила, нет ли у соседей свечки. Пока тётя Лиза рылась в ящике, отыскивая свечку, Ниночка шепнула дяде Мише, чтобы он проводил её. Когда они вышли из кухни, Ниночка сунула ему в руку свечку, сказав, что это ей не надо, и записку. Крайне удивлённый, дядя Миша спрятал записку в карман, даже не спросив, от кого она, а Ниночка побежала домой.

Рано утром, когда ещё только начинался рассвет, в дверь летней кухни, где спали мать с дочерью, тихо постучали. Ниночка проснулась и сразу поняла, что это дядя Миша. Она выскочила за дверь, стараясь не разбудить мать. Дядя Миша передал ей записку для тёти Любы. Так Ниночка стала связной между партизанским отрядом и подпольщиками в селе. Что было в этих записках, она не знала и никогда в них не заглядывала. Но она знала, что в этих записках содержится важная информация, которая приблизит победу над гитлеровцами.

Ниночка с матерью пережили страшную зиму, питаясь раз в день мёрзлой картошкой, морковью и свёклой. У них не было ни хлеба, ни круп, ни керосина для лампы. Выпал снег, и начались лёгкие морозы. Закутавшись во всё, что