вдоль границы, чтобы защитить район от возможного нападения немецких танков, и в субботу приступил к оборудованию минных полей, но генерал-майор В.Ф. Зотов, командовавший инженерными войсками округа, велел это прекратить.

«Очевидно, – мрачно усмехнулся Фирсов, – я слишком тороплюсь».

Винил он во всем Зотова, но на самом деле приказы шли сверху, Москва старалась «охладить пыл» 11-й армии и Прибалтийского особого военного округа, надеясь избежать войны.

Тщетные надежды! Не прошло и двух часов, как Агафонова разбудили. Он кинулся на командный пункт, находившийся в глубине форта № 6. По телефону, телеграфу, радио наперебой рвались голоса: «Противник открыл сильный артиллерийский огонь… Противник атакует наши передовые позиции… Артиллерия бьет по нашим позициям… Атакуют немецкие танки… Отражаем наступление немецкой пехоты…»

Один телефонист вскинул руки: «Товарищ майор! Не могу! Все ругают меня, грозят арестом… Я не знаю, что делать!»

Учебный лагерь в Каслыруди подвергся воздушному налету. Генерал Шлемин отправил свое первое донесение в штаб округа генерал-полковнику Кузнецову: «Все части занимают оборонительные позиции вдоль границы. По всей линии границы противник открыл огонь…»

Радист сообщал: «Нет связи со 128-й дивизией». Это было серьезно, майор Агафонов принялся восстанавливать связь. Наконец короткое сообщение из 128-й дивизии: «Германские танки окружили штаб». И ничего больше. Генерал Шлемин пробовал связаться с 5-й танковой дивизией у Алитуса, где находилась главная переправа через Неман, к северу от позиции 128-й дивизии. Радист снова и снова повторял: «Неман! Говорит Дунай. Алитус! Алитус! Алитус! Говорит Дунай!» Но Алитус молчал. Всю ночь он молчал. До Алитуса 60 километров, туда послали связного на машине. Связной не вернулся.

Генерал Морозов говорил с возрастающим беспокойством: «Немецкие танки идут на Алитус. Если завладеют мостом, они тогда охватят фланг нашей армии».

Он обдумывал ситуацию, и в это время в комнату вошел полковник Сошальский, приблизившись к Морозову, хрипло произнес:

– Василий Иванович, немцы ворвались в детский лагерь. Дети…

– Что с детьми? – спросил Морозов, еще не теряя надежды.

– Не могу сказать вам, – крикнул Сошальский. – Дети… танки.

Дети майора Агафонова тоже были в этом лагере. И дочка Морозова, Лида[58].

Из Алитуса ни слова.

22 июня в 6 вечера майор Агафонов сам отправился в путь, чтобы пробиться к Алитусу. В нескольких километрах от Каунаса он встретил синий туристический автобус, в котором возвращались 20 командиров после отпуска, проведенного за городом. Они сказали, что дальше пробираться бесполезно: Алитус захватили немцы.

Так оно и было. Четыре бронетанковые и четыре пехотные дивизии, включая почти 500 немецких танков, составлявших 3-ю танковую дивизию группы армий «Центр», переправились через Неман, разбили 128-ю дивизию, сильно помяли 126-ю. 5-я советская танковая дивизия, направленная для защиты Алитуса, была застигнута на пути, отрезана, окружена.

Удар сокрушил важное звено между 11-й армией и центральным фронтом, угрожая отрезать 11-ю армию от ее северного соседа – 8-й армии. 22 июня еще до наступления ночи немцы успешно завладели переправами через Неман – у Алитуса и на несколько километров южнее, у Мяркине.

Судьба Каунаса была решена. Возвратившись в форт № 6, Агафонов узнал, что штаб переезжает в Кайсядорис, километров на 20 восточнее. За 2 часа надо было демонтировать всю связь и до утра оборудовать новую систему связи в Кайсядорисе. Он предложил полностью перейти на радиосвязь, но разрешения не дали.

Немцы захватили в плен штаб 128-й дивизии, в том числе начальника штаба генерала Зотова. По-видимому, они также захватили советский шифр. Радио можно было использовать лишь в случае явной необходимости. От 5-й танковой дивизии по-прежнему никаких известий, весь 16-й корпус отходил к Ионаве, расположенной в 30 километрах северо-восточнее Каунаса. Город оставляли без боя, а в нем оставались семьи военнослужащих, в том числе и майора Агафонова.

Нападение застигло военно-воздушные силы Прибалтийского особого военного округа на земле, и, по словам командующего 8-й армией генерал-лейтенанта П.П. Собенникова, они были фактически уничтожены в первые 2–3 часа войны. Генерал-лейтенанта П.В. Рычагова, командующего ВВС Прибалтийского округа, вызвали в Москву и расстреляли. Генерал-лейтенант авиации Копец, командовавший бомбардировочной авиацией, покончил жизнь самоубийством 23 июня. Из 800 бомбардировщиков осталось лишь несколько. В первые дни войны Западный и Киевский особый военные округа потеряли половину своей авиации. По сообщению Гальдера, к 1 часу 30 минутам дня советские ВВС потеряли 800 самолетов, а немцы лишь 10. За весь первый день советские потери составляли 1200 самолетов: 900 – на земле, в бою только 300.

Быстрота и натиск германского наступления катастрофически нарушили связь в Прибалтийском особом военном округе. К 12 дня 22 июня генерал Кузнецов утратил связь почти со всеми передовыми позициями. Отправлялись подкрепления на фронты, которых уже не было, немцы громили их на расстоянии десятков километров от предполагаемого места прибытия. Чем ближе к границе, тем хуже было положение[59].

Немцам было нетрудно разбивать отдельные советские части вблизи границы. В большинстве случаев советские войска не имели ни боевых планов, ни инструкций. Им оставалось отбиваться тем оружием, какое было под рукой.

На многих участках в первые часы войны единственными, кто оказывал сопротивление, были пограничники, пограничная охрана НКВД, номинальным начальником которой являлся Лаврентий Берия.

Так обстояло дело и в районе севернее реки Мемеля, где немцы, перейдя границу, продвигались к Паланге, взятие которой открыло бы им путь на балтийский порт Либаву.

Палангу оборонял только 12-й погранотряд. К 6 утра она была объята пламенем, шли уличные бои. К 8 часам 45 минутам пограничники сообщили о падении Паланги и о своем отступлении.

В полдень 24-я и 35-я роты погранотряда были отброшены по дороге, ведущей к Либаве. До этого пограничники 8 часов вели тяжелые бои, ни одна регулярная часть Красной армии не пришла им на помощь. Причина вполне ясна. И пограничники были буквально сметены с лица земли. Здесь почти нечего делать советским историкам, пытающимся представить себе картину боя. Уничтожение было настолько полным, что не осталось даже оперативных журналов.

Либава – второй крупнейший порт Латвии. По мнению командующего Балтийским флотом Трибуца, ее трудно было защищать из-за близости к Восточной Пруссии. Вскоре после нападения Германии все военно-морские части были оттуда выведены. Генерал-полковник Кузнецов, без особой уверенности, лишь за несколько дней до нападения поручил защиту города 67-й дивизии. Командир дивизии генерал-майор Н.А. Дедаев имел в своем распоряжении два полка, 56-й и 28-й, горстку моряков, береговую артиллерию.

Лишь 21 июня, менее чем за сутки перед нападением немцев, полковник Корнеев, командовавший у Дедаева артиллерией, вместе со своим коллегой, капитаном Кашиным, стал разрабатывать порядок взаимодействия артиллерии при обороне Либавы[60].

На свою ответственность, в