– Выпустят?

– Как она может сейчас уехать?

Дорен странно посмотрел на газетчика.

– Во-первых, не сейчас, я полагаю... Ее никто, разумеется, не отпустит, пока идет расследование... А во-вторых, почему вас вообще это волнует?

Отложив журнал на край стола, Дорен задал еще один вопрос:

– Вы прорывались ко мне, чтобы спросить об этом?

– А вас разве это не волнует? Вы были так заинтересованы в деле, – удивился Хальрун. – Что-то изменилось?

– Вей Осгерт! – неожиданно резко сказал Дорен. – Я расследую четыре кражи, два ограбления, а еще я должен выяснить, кто стал зачинщиком драки в гостинице на западе округа. Тем же, что имеет отношение к вейе Кросгейс, мне интересоваться настойчиво не рекомендовали!

– Вот как, – мгновенно сообразил Хальрун. – Вас все-таки наказали за гадалку? Тогда я должен выразить вам свое сочувствие.

Дорен поморщился.

– Кому-то нужно заниматься и такими делами, – сказал он, но в голосе детектива не слышалось уверенности.

– Значит, вы на самом деле больше не интересуетесь убийством вея Лакселя? А если я скажу, что гадалка не причем? То есть причем, конечно, но главной зачинщицей была сама вейя Кросгейс?

– Ерунда! – категорично произнес Дорен. – Я скажу, что ваше воображение снова разыгралось.

На Хальруна он смотрел, как уставший родитель на неугомонного ребенка. Журналист в ответ изобразил праведное возмущением:

– Думаете, я бы стал клеветать?

– Это ваша работа, – невозмутимо ответил Дорен. – Вы собираете сплетни и обращаетесь с ними очень вольно. Напомню, вей Осгерт, что вейя Коросгейс – жертва.

Хальрун кивнул.

– Жертва, не спорю, детектив. А еще, я считаю ее обманщицей и подстрекательницей. Именно она могла и устроила представление в квартире вея Лакселя. Я почти восхищаюсь ее умениями!

Полицейский нахмурился, а потом еще раз внимательно посмотрел на Хальруна. Уверенность, с которой говорил журналист, должна была заставить детектива задуматься.

– В этом нет смысла, вей Осгерт. Шкаф с девушкой был заперт снаружи, и изнутри его открыть невозможно. Я проверял. Так что несчастная вейя Кросгейс, будь она зачинщицей, рисковала бы не только надолго застрять внутри, но и собственным добрым именем... И потом, прекратите уже разговаривать газетными заголовками!

Хальрун фыркнул.

– Привычка, детектив, – сказал он, заговорщицки подавшись вперед. – А если я могу это обосновать?

– Если у вас имеются доказательства, – скучным тоном произнес полицейский, – предоставьте их старшему детективу Тольму.

С Унером Тольмом Хальрун встретился всего один раз, но этого хватило, чтобы укрепиться во взаимной неприязни. Детектив, которому поручили расследовать убийство Ракарда Лакселя, оказался косным и предубежденным человеком. При встрече он сразу сообщил Хальруну, что презирает его самого, его статьи и его ремесло. Дорен, конечно, тоже не раз критиковал «Листок», но был несравнимо вежливее.

– Ваш Тольм не станет меня слушать. Доказательств у меня нет, только предположение, но, – признался Хальрун и многозначительно поднял палец, – предположение обоснованное... Вам все еще неинтересно?

Дорен посмотрел на заваленный документами стол, задержавшись взглядом на лице вейи Кросгейс в журнальном развороте, а потом вздохнул.

– Я вас выслушаю, – неохотно произнес детектив. – Только, прошу вас, обойдитесь без домыслов.

– Совсем обойтись не получится, – сказал Хальрун и приготовился рассказывать.

Газетчик принял расслабленную позу, противоположною напряженному положению Дорена, и даже закинул ногу на ногу.

– Вейя Кросгейс сама навела меня на след. Если бы она не вспомнила один давний случай, я бы ничего не заподозрил, – самодовольно сказал газетчик.

– Зачем ей было вспоминать что-то, что выдало ее?

Хальрун улыбнулся. Перед тем как прийти в управление, он как следует пораскинул мозгами и подготовился к вопросам.

– Она хотела сделать мне приятное. Знаете, как собаке бросают кость, чтобы прекратила лаять. Она не учла, что я всегда серьезно отношусь к работе и материал выжимаю досуха.

– Вей Осгерт, пожалуйста, излагайте свои мысли кратко, – попросил Дорен. – Я бы хотел все-таки попасть сегодня домой.

Хальрун перестал рисоваться.

– Как скажите, – не без сожаления согласился он.

Когда газетчик решил напомнить читателям о старой трагедии на фабрике, то совершенно не подозревал вейю Кросгейс в обмане. Хальрун, наоборот, хотел подчеркнуть щедрость Мализы с помощью слезливой благодарности кого-то из осененных ее добротой. В том, что такие найдутся, Хальрун не сомневался – жертв пожара было много, и он собирался выбрать обладателя наиболее трогательной истории. Это решало сразу две проблемы: позволяло подольститься к вейе и заполняло пустые колонки, ведь именно Хальрун являлся главной рабочей силой «Листка», а писать и одновременно вести расследование было вдвойне сложно. Именно Хальруну приходилось выискивать материал, чтобы на полосах газеты печатали не только советы хозяйкам или новости позапрошлого дня. Ракслеф был для этого слишком стар, Пелруд – толст и неповоротлив, а Тайрик не имел опыта. Хальрун позволял себе короткий отдых после крупных успехов, а потом принимался за дело с новыми силами.

Адреса родственников жертв для него разыскал Ракслеф, хотя идея тряхнуть прошлым старику не слишком понравилась. Вей Гросвер предлагал написать короткую заметку, но Хальрун настоял на своем – удачный материал не стоило упускать. Так он и оказался в бедной части рабочей окраины Бальтауфа.

Это была это была еще не обочина жизни, но что-то довольно близкое. Дома, размещенные непонятно по какому принципу, как будто человек, ответственный за планировку, постоянно прикладывался к бутылке, образовывали запутанный лабиринт. Некоторые стояли стена к стене, так, что можно было перебраться из одного здания в другое через расположенные напротив друг друга окна (если бы последние хоть иногда открывали). Другие образовывали систему внутренних дворов, в которых постоянно гулял такой сильный ветер, что срывал с прохожих головные уборы.

Откуда-то доносился многоголосый лай – по округе бегало множество бродячих собак, и ходили не менее озлобленные люди. Соваться сюда в ночное время Хальрун не рискнул бы, но он пришел днем, когда (если не уходить далеко от главных улиц) угрозы становились скорее воображаемыми, а не настоящими. Целых пять семей, потерявших в пожаре своих кормильцев, оказались в этой дыре и не сумели выбраться.

Проблем с поиском нужного дома у Хальруна не возникло, и вскоре газетчик уже стоял напротив уродливого здания с облезшим фасадом. Этажей тут было всего три, хотя людей на них проживало, скорее всего, побольше, чем в ином строении с пятью. Впрочем, как оценил газетчик зайдя внутрь, по меркам этой части Роскбиля дом выглядел неплохо и,