Шрифт:
Закладка:
– Замки вы ранее взламывали по закону?
– А вы подбиваете меня на новое нарушение? – резко произнес полицейский, но вдруг успокоился, и его взгляд прояснился.
Детектив задумчиво посмотрел сначала на Хальруна, а затем – на журнальный разворот, с которого улыбалась Мализа Кросгейс. В по-весеннему нарядной шляпке она выглядела невинной и юной.
– У меня появилась одна идея, но действовать придется вам, вей Осгерт. Я знаю, как проверить вашу теорию.
– Хм... Разве я уже не убедил вас в этом? – спросил Хальрун.
– Нет, – Дорен забарабанил по столу. – Вы готовы рискнуть?
– Как? – заинтересовался Хальрун. – Что вы собираетесь мне предложить?
– Хороший вопрос, вей Осгерт. Я еще сам не до конца все продумал... Но это может сработать. Слушайте...
Задумка Дорена напоминала розыгрыш, какими баловались студеозиусы, а не план двух серьезных мужчин. Газетчик развеселился.
– Интересные методы стали использовать в полиции!
– Это не метод полиции, - ответил Дорен, тщательно подбирая слова, - просто такие... как бы их назвать... неортодоксальные способы иногда являются единственным средством. Я не принуждаю вас, ведь сам понимаю, что предлагаю авантюру, но... Вы не боитесь, вей Осгерт? Это может плохо для вас кончиться.
– Сомневаюсь в последнем, – возразил Хальрун. – Я все сделаю, детектив.
Дорен поморщился. Решительный настрой газетчика почему-то ему не нравился.
– Значит, вы согласны?
– Конечно, я ничего не теряю.
– Кроме симпатии вейи Кросгейс и возможности быть принятым в ее доме.
– Ерунда! – возразил газетчик. – Я жил без этого до сих пор и проживу дальше. Мне даже нравится ваша затея.
– Она может не сработать. Вы...
– Вы пытаетесь меня отговорить? – уточнил Хальрун.
Со вздохом Дорен замолчал, а газетчик, заложив руки за голову, откинулся на спинку стула. Он попытался представить, что скажут ему коллеги, когда узнают. Вряд ли они будут довольны... Хальрун слышал, как детектив барабанит по столу пальцами. На этот раз полицейский настукивал торжественный и бодрый марш, но постное выражение лица Дорена мелодии совершенно не подходило.
– Напомните, на какую дату назначен прием, на который вас пригласила вейя?
– На эту пятницу, – отозвался Хальрун. – Осталось недолго.
– Я не готов желать вам успеха, вей Осгерт, – Дорен встал и протянул газетчику руку. – Признаюсь, я был бы рад узнать, что вы ошиблись насчет вейи Кросгейс, но я отдаю должное вашей... хм... вашему стремлению к истине.
Хальрун ответил на рукопожатие.
– Спасибо, детектив Лойверт.
– Если вы все-таки окажитесь правы, – пообещал Дорен, – я окажу вам любое содействие. Переубедить старшего детектива будет нелегко, но я это сделаю, если сам буду уверен в личностях убийц... Пока вы занимаетесь приемом, я попробую выяснить что-нибудь про пожар.
Хальрун с удивлением моргнул, а затем улыбнулся.
– Благодарю, – сказал он, шутливо отсалютовав полицейскому. – Вы все-таки мне поверили!
– Это не вопрос веры, – повторил Дорен. – Всего доброго, вей Осгерт!
– И вам, детектив!
Только на лестнице Хальрун вспомнил, что оставил журнал в кабинете полицейского, но возвращаться не стал. Спрятав руки в карманы, газетчик сбежал на первый этаж, где уже не было знакомых лиц, кроме безразличного ко всему клерка.
Хотя посетители в приемной сменились, обстоятельства остались прежними. Два человека громко спорили, кто будет излагать свое дело следующим, пока еще двое устало наблюдали за ссорой. Хальрун усмехнулся, подмигнул письмоводителю за конторкой, а на выходе крикнул спасибо юному дежурному. Веселое настроение газетчика вызвало общее недоумение, но он уже покинул здание.
Оказавшись на улице, Хальрун вдохнул полную грудь воздуха. Он был предан своей работе: любил писать и любил находиться в калейдоскопе событий, где даже рутина не бывала однообразной. Но работа в редакции имела разный удельный вес, как выражался Ракслеф. Одним делом было предупредить росксильцев об очередной банде воришек, ватаги которых постоянно появлялись в округе, а совсем другим – разоблачить гнилую суть богатого фабриканта. Это было заманчиво... Подобное уже случалось раньше.
В прошлом году некая вейя Маргита, владевшая пятью доходными домами, едва не стала жертвой брачного афериста с пятью женами в разных городах. Старой деве следовало бы поблагодарить разоблачивший мошенника «Листок», а всего этого она страшно обиделась на редакцию. Вейя даже обвиняла Хальруна, что он выставил ее на посмешище, и зерно истины в этом, конечно, было. Газетчики «Листка» безжалостно потоптались на желании женщины обрести семейное счастье, зато они сохранили ей ее деньги. Любовная история очарованной богачки и коварного соблазнителя насмешила Роксбиль, но особенно оценила публика наполненные обидой злые письма в редакцию, которые, конечно же, тоже были опубликованы...
Теперь Хальрун ловил более крупную рыбу, и чувствовал себя еще лучше, чем тогда. Он был азартным и амбициозным человеком, не боялся риска и писал на грани дозволенного. Кто-то сказал бы, что Хальруну должны были давно стать тесными скромные колонки «Листка», но иной газеты он для себя не желал. Крупное издание не давало такой свободы: там журналисту не позволили бы изливать яд и сыпать острыми словечками. К тому же, до редакции размером в четыре с половиной человека (если считать вместе с Пайпом) не было дела большинству фабрикантов и советников. Хальрун называл это привилегией незначительности, Ракслеф – парадоксом клопа. Вей Гросвер сравнивал работников «Листка» с мелкими вонючими насекомыми, давить которых оказывалось себе дороже. Богачу было проще повесить над кроватью шелковый полог и перестать обращать внимание на мелких кровопийц.
Тем же вечером Хальрун заглянул в гостиную, где сидела вея Альгейл. В руках журналист держал свой лучший костюм из ткани кирпичного цвета, искрившейся на свету. Газетчик одевал его по особым случаям.
– Прошу вас, вея Альгейл, мне нужно подготовиться к пятнице. Без вашей помощи я обречен пропасть!
Улыбка Хальруна не дрогнула, даже когда Мадвинна фыркнула, захлопнула книгу и демонстративно покинула комнату. Фанна цыкнула, наблюдая за дочерью.
– Упрямая девчонка! Все делает поперек... Что это у вас, вей Осгерт?
– Одежда, – сказал он. – Костюм нужно почистить, отпарить и отгладить. Я могу доверить это вам?
Фанна всплеснула руками.
– Конечно, вей. Положитесь на меня.
Она склонила голову на бок и пытливо посмотрела на жильца.
– У вас намечается особенный день?
– Не то слово, любезная вея Альгейл! Это будет очень особенный день. Совершенно особенный.
Где-то в квартире хлопнула дверь. Так Мадвинна выразила свое отношение к