в Лондоне, не высказал ни малейшего сомнения в действительном характере миссии Венявы». Посол Польши Альфред Хлаповский «организовал ему встречи с высокопоставленными людьми Франции и генералитетом». Они были частыми, потому «между Варшавой и Парижем тогда летали многочисленные зашифрованные депеши, притом настолько тайные, что ключ к ним имел только посол». Однако, по словам Боцяньского, процитированным Дариушем Балишевским, «миссия Венявы завершилась фиаско».

Почему польское предложение не было принято? Многие аспекты французского несогласия в исторической литературе обозначены. Во-первых, европейской общественностью такой удар был бы назван агрессией против страны, которая тогда еще являлась членом Лиги Наций. Во-вторых, всем было известно, что Гитлер пришел к власти в Германии в результате демократических выборов. В-третьих, еще свежей оставалась в памяти та великая война, закончившаяся каких-то полтора десятка лет назад со страшными для Франции потерями. Мир был хлипок, а Париж не желал то зыбкое спокойствие нарушать, дабы не остаться в истории инициатором новой большой бойни. Не хотел он ее и еще по одной причине, сугубо французской, сугубо армейской и весьма чувствительной именно в военном смысле. Вот что на сей счет 19 мая 1933 года доносил министру иностранных дел Великобритании Джону Саймону английский военный атташе в Париже полковник Гейвуд, копия записки которого хранится в Российском государственном военном архиве. Полковник «лично вынес такое впечатление, что французы сильно настроены против того, чтобы предпринять какие-либо действия военного характера против Германии». Суть дела заключалась в том, что «военные части метрополии (Франции. — Я.А.) состоят в настоящее время почти исключительно из призывников, коих половина служит не более семи месяцев, а другая половина состоит из совсем молодых призывников без всякого опыта, которые служат в армии около месяца и которые ни в коем случае не могут быть использованы для проведения такой операции». В генералитете Франции преобладало мнение, подчеркивал британский атташе, что «военные санкции могли быть применены только в крайнем случае», поскольку такая операция «могла бы повлечь за собой войну», к которой, как уже отмечалось, его страна не готова.

Кроме того, у французов возникли сомнения в боеспособности союзной им польской армии, о чем они вполне прозрачно намекнули прибывшему из Варшавы бригадному генералу Болеславу Венява-Длугошовскому. Притом те намеки касались и лично польского военного. Большим политикам во французской столице было известно, что пан Болеслав, родившийся в имении своих родителей в деревне Максимовка около украинского Ивано-Франковска, входившего тогда в Австро-Венгерскую империю, поначалу получил диплом врача на медицинском факультете Львовского университета. Затем он переехал в Берлин, поступил в Берлинскую академию искусств и даже стал одним из создателей Товарищества польских художников. Не являлось секретом для французских служб и то, что довольно длительное время перед Первой мировой войной их гость, ставший в возрожденной Польше генералом, работал частным врачом в Париже. Потом он повоевал в Первой мировой войне в рядах польских легионеров в составе австро-венгерской армии — сначала рядовым, затем командиром взвода уланов, стал поручиком, был замечен самим Пилсудским, а в польско-советской войне уже руководил штабом 1‑й кавалерийской дивизии в звании подполковника, но офицерские курсы в Высшей военной школе заканчивал уже будучи полковником Войска Польского. Вызывала неуверенность у французских военных компетентность и других видных представителей высшего польского армейского руководства. Весьма известный в то время генерал Эдвард Рыдз-Смиглы — тоже уроженец ныне украинской Тернопольщины — был выпускником Краковской художественной академии, генерал Владислав Сикорский имел диплом о высшем образовании, полученный на факультете дорог и мостов Львовской политехники. На факультете архитектуры в этом же высшем учебном заведении учился и генерал Казимеж Соснковский. Сам Пилсудский, утверждали хорошо знавшие его люди, изучал военное дело главным образом по мемуарам военных деятелей прежних времен.

Вполне возможно, французы знали кое-что и о прогрессирующей болезни Пилсудского, о которой в Польше многие годы, включая социалистическое время, старались не упоминать да и сейчас говорят о ней весьма неохотно. Почти через восемь десятков лет после кончины маршала в Речи Посполитой все-таки появились утверждения, что главный человек в стране страдал недугом, не характерным для людей такого высокого государственного ранга. Об этом опять же лучше сказать цитатой из публикации польского журналиста Яна Бодаковского, которая посвящалась выходу в свет в 2014 году тридцатого номера общественно-исторического журнала «Glaukopis» и называлась «Пилсудский умер от сифилиса». Вот выдержка из нее: «Без сомнения, наиболее меняющим устоявшиеся представления текстом новейшего «Глаукописа» является статья профессора Марека Каминьского, в которой автор сообщил, что Юзеф Пилсудский умер от сифилиса. Сифилис у Пилсудского выявил австрийский врач Карел Фредерик Венкенбах. Маршал, опасаясь скандала, сам пожелал, чтобы исследовал его лекарь из-за пределов Польши». Как утверждают авторы названных публикаций, прибыв в Варшаву, «Веккенбах исследовал маршала и с удивлением сказал польским врачам:

— Господа, что происходит? Ведь у него очевидный сифилис третьей степени.

На это один из поляков ответил:

— Мы об этом знаем, только, в отличие от Вас, не можем ему об этом сообщить».

Из того короткого диалога допустимо сделать вывод, что если в окружении маршала знали о его необычной болезни, то вряд ли можно гарантировать полное исключение утечек такой информации «на сторону», тем более столь «привлекательной» информации для любой разведки в мире. Энциклопедические источники уточняют, правда, что Карел Венкенбах был известным голландским врачом-анатомом, но в Варшаву его специальным самолетом доставили именно из Вены, где он к тому времени работал многие годы. Ян Бодаковский отметил, что в реальности «итоги исследования были скрыты», после смерти маршала «правительственная пропаганда распространила официальную версию, согласно которой Пилсудский умер от рака внутренних органов». Но автор отметил также, что «выявленная у диктатора болезнь сопровождалась психическими отклонениями. Третья стадия болезни свидетельствовала, что Пилсудский болел ею много лет, и болезнь дегенерировала его психику».

Спустя год после публикации в «Глаукописе» Марек Каминьский, кстати, «дипломированный специалист по внутренним болезням», в варшавском издательстве «Bellona» выпустил книгу «Последняя тайна маршала Пилсудского». В ней он исследовал всю жизнь Начальника, дав понять читателям, что психологические неуравновешенности большого человека могли иметь и врожденное происхождение. Его родители — отец Юзеф Винценты Петр Пилсудский и мать Мария Биллевич, родившиеся и выросшие на нынешней литовской территории, были двоюродными братом и сестрой, потому получали специальное разрешение на брак. Они произвели на свет двенадцать детей. Две сестры маршала страдали слабоумием, брат Каспар — клептоманией, брат Бронислав, покушавшийся на российского царя в одной компании с Александром Ульяновым, сосланный на пятнадцатилетнюю каторгу на Сахалин, а впоследствии утонувший или утопившийся в парижской Сене в 1918 году, болел той же венерической хворью, что и Юзеф.

В современной Польше публикации