в оценке всего того, что стало происходить в Германии. Неопределенности многих из них способствовали поначалу и сведения, поступавшие из Берлина, которые еще не на все сто процентов свидетельствовали о грозящей Европе катастрофе. Вполне спокойные вести шли и в Варшаву, в чем легко убедиться, заглянув в польскую прессу того времени. Собственный корреспондент весьма популярной тогда газеты «Kurjer warszawski» свое сообщение из Берлина, переданное в редакцию 30 января 1933 года — в день утверждения Гитлера германским канцлером — начал со слов вроде бы весьма однозначных: «То, что в течение нескольких дней витало в воздухе в качестве угрозы, превратилось в свершившийся факт: Гитлер стал канцлером Империи». Но далее последовало утверждение, что беспокоиться пока не следует, так как не очень всполошились сами немцы. Например, информировал он своих читателей в Польше, германские «республиканцы отреагировали намного спокойнее, нежели можно было предполагать, исходя из их предыдущих выпадов против Гитлера». Пресса «за исключением социал-демократов и коммунистов не стала стрелять в Гитлера острыми пулями, как это делала прежде, она приняла назначение Гитлера с тихим отстранением, почти равнодушием и надеждой, что его руководство не будет долгим». В том же сообщении излагалось и предположение, ходившее в рядах германской республиканской партии, что «гитлеровцы, оказавшись в правительственных креслах, отбросят демагогические выкрики и угрозы и возьмутся за упорную работу». В противном случае «за все, что теперь может наступить, республиканцы назначают виновным президента Гинденбурга» и предупреждают, что если эксперимент с Гитлером не оправдается, тот будет вынужден сделать соответствующие выводы. Было в сообщении и утверждение, что «авторитет президента Гинденбурга оказался сильно подорванным». Из перечисленного однозначно следовало, что немецкие политические силы застыли в ожидании, пока «одни только социал-демократы и коммунисты обещают острую борьбу против нового кабинета, в которой готовы использовать самые острые средства», вплоть до всеобщей забастовки.

Другим сообщением, поступившим из корреспондентского пункта в Берлине, «Kurjer warszawski» информировал своих читателей, что один из ближайших сотрудников Гитлера, шеф имперского пресс-бюро Функ вместе с министром внутренних дел Фриком «приняли представителей зарубежной прессы, которым заявили, что новое правительство не намерено экспериментировать как в сфере политики, так и экономики. В особенности оно будет избегать экспериментов, которые могли бы ослабить валюту. Правительство намерено вести политику мирную и дружественно сотрудничать со всеми народами». При этом корреспондент не удержался и задался вопросом, ответа на который он не знал: «будет ли это относиться к Польше». Вместе с тем он сообщил также, что «министр Фрик попросил представителей зарубежной прессы лояльно сотрудничать с властями и одновременно предостерег от «татарских подходов». Журналисты тем не менее интерпретировали заявление министра как «угрозу и обещание острой цензуры». Еще одна заметка сообщала, что правительство Гитлера чувствует себя весьма неуверенно, поскольку обладает в парламенте слабым большинством и «не сможет существовать без терпимости центра и баварской народной партии». Центристские политические силы, по словам ее автора, стали «тем язычком на весах, от отклонения которого будет зависеть судьба кабинета». В то же время «корреспонденту «Kur. Warsz.» стало известно от хорошо информированных людей, что, не желая допустить диктатуры Гитлера», тот политический центр, «похоже, решится на тихую терпимость к кабинету», но не на его поддержку.

Более пессимистические отклики на назначение Гитлера канцлером, связанные с будущим Германии, поступали в Варшаву из австрийской столицы. Исключением были только заявления венских нацистов. Левая же газета «Allgemeine Zeitung» приравняла его приход к власти к битве на Марне, завершившейся в 1914 году поражением немецкой армии, предсказывала «несчастливые результаты как с точки зрения внутренней, так и внешней политики», даже предупреждала, что «гражданская война стучится в двери империи». Она также исходила из того, что «дорвавшись до власти, фашизм легко не выпустит ее из своих рук», потому «перед немецким народом открывается период позора и унижения куда большего, чем в наполеоновское время». Венская «Neues Wiener Extrablatt» писала, что «выдвижение Гитлера в канцлеры означает объявление войны немцам-республиканцам и демократам», добавляя при этом, что президент «Гинденбург отдал государство на грабеж меньшинству», что он «настежь открыл дверь гитлеровскому фашизму». В то же время газета не решилась предсказать ближайшее будущее Германии. Допускала, что «вспыхнет хаос, гражданская войны, диктатура», однако предполагала также и то, что «народ молча примет приход Гитлера к власти». Из Парижа тоже поступали утверждения, что «в Германии пришло к власти реакционное, милитаристское правительство», в кулуарах французского парламента «господствовала раскаленная добела атмосфера». Издание «Journal des Débats», оценивая ситуацию на континенте, даже склонилось к выводу, что «бешенство правит миром».

В последующие дни в европейские столицы из Берлина шли сообщения, что не так уж просто для фюрера нацистов складываются дела даже в правительстве Германии. В самом начале марта 1933 года расхожими были мнения, что в правительственной коалиции, во главе которой оказался Гитлер, сконцентрированы противоречия между националистами и нацистами, восточным юнкерством и западными промышленниками. Были заявления об их нарастании, даже категоричное суждение, что «30 января Гитлер не захватил власть, он был лишь допущен к ней». Среди руководителей штурмовых отрядов тоже случались вздохи, что их фюрер «не может немедленно провести в жизнь свою программу, т. к. нынешний кабинет раздирают противоречия», Гитлер сам признавал, что «пока лишь ухватился руками за лестницу, но еще не поднялся ни на одну ступеньку».

Конечно же, главный человек в Речи Посполитой, коим являлся маршал Пилсудский, для выводов о том, что происходит в доме западного соседа, пользовался не только мнениями, гуляющими по газетным страницам. Он был тертым политическим калачом, понимал, что от германских пертурбаций зависит жизненная погода и в Польше, потому интересовался ими усердно, прилагая усилия и для получения сведений, как говорится, из первых рук, притом из весьма важных. Польский историк и педагог Бартош Борковский в беседе о своей книге «К войне. Обличья ХХ века» с журналисткой Натальей Похронь сообщил, что Пислудский еще до прихода нацистов к власти в Германии направлял своих людей на тайные встречи с крупными представителями гитлеровского окружения, дабы выяснить, куда может повеять германский ветер и насколько опасен он будет для Польши. Бартош Борковский утверждает, что ему известно как минимум о двух таких встречах, первая из которых состоялась еще в 1930 году. Это была беседа специального посланника Юзефа Пилсудского с Отто Вагенером — одним из советников Адольфа Гитлера и шефом штаба нацистских штурмовых отрядов. Доверенный человек польского Начальника приезжал в Мюнхен с целью «навязывания контактов с предводителями НСДАП». Второй стала «встреча генерального консула Речи Посполитой Александра Ладося уже с самим шефом штурмовых отрядов Эрнстом Рёмом». Понятное дело, это были «тайные