встречи с целью изучения ситуации, определения настроений, господствующих в обоих государствах». Польские власти нервировало появление у нацистов во время избирательных кампаний «сильно антипольских, беспокоящих лозунгов», посему они желали знать, «каким является реальное отношение НСДАП к Польше, а также будет ли Германия, управляемая Гитлером, агрессивной по отношению к ней или же предпочтет стратегию мирного сосуществования». К сказанному Бартош Борковский добавляет, что Отто Вагенер договорился и о свидании польского посланника с самим Гитлером, а также, что оно состоялось и продолжалось целых два часа. О степени его таинственности свидетельствует уже то, пишет автор, что до сих пор не известно, «кем был посланник, его фамилия остается анонимной».

Несколько больше, признает этот польский исследователь, теперь известно «о встрече Ладося и Рёма». По его словам, шеф штурмовых отрядов «почти объяснялся перед польским дипломатом, убеждая его, что лозунги во время избирательных кампаний — это только игра, рассчитанная на приобретение расположения избирателей». Он даже нажимал на то, чтобы «польское правительство не обращало на это избыточного внимания, так как после обретения власти людьми НСДАП новая Германия пожелает найти согласие с Польшей». Эрнст Рём «в своих комплиментах зашел настолько далеко, что применил к польскому народу термин «Herrenvolk» — раса господ». Трудно судить, чего в приведенном комплименте больше: опасений, касающихся возможных антинацистских действий руководства Речи Посполитой в случае прихода немецких нацистов к власти, или же намеков на будущее взаимодействие.

Есть основания полагать, что к подобного рода встречам польская сторона стремилась не только для выяснения, каким видит будущее нацистская сторона. Посланники из Варшавы, как вспоминал потом Отто Вагенер, приезжали и с готовыми польскими предложениями, поскольку Юзеф Пилсудский, оказывается, уже «вынашивал планы тесного взаимодействия Польши с Третьим Рейхом в хозяйственных вопросах». Притом, утверждал Отто Вагенер, речь шла о «весьма смелых предложениях». В частности, о «ликвидации таможенных барьеров», не исключалась и договоренность о «возможном открытии границ с целью интенсификации торгового обмена между Польшей и Рейхом». В дополнение «планировалось облегчить немцам поездки в Восточную Пруссию». Возможно даже, допускает Бартош Борковский, намекала польская сторона и на согласие «построить автостраду, соединяющую Германию с Пруссией», правда, говоря такое, он добавляет, что он «не располагает никакими доводами, которые бы позволили подтвердить это с полной уверенностью». Зато польский аналитик-германист Войцех Вихерт счел нужным подчеркнуть, что «Пилсудский был, пожалуй, первым государственным мужем, который трактовал Гитлера как почтительного партнера еще до 1933 года», это значит до того, как тот стал канцлером Германии.

Кто знает, не по результатам ли еще тех встреч у фюрера нацистов стало вызревать желание сделать ставку на Польшу и Пилсудского на самом первом этапе внешнеполитической деятельности. Ведь после подписания в январе 1934 года польско-германской декларации о ненападении стали решаться как раз двусторонние проблемы из перечисленного ряда. Но есть повод заметить, что у главаря нацистов были основания и еще одного рода для такой ставки. Вовсе не экономического, а сугубо личного толка. О них со всей ясностью сказал польский историк, директор Фонда польско-германского сотрудничества Кшиштоф Рак в одном из своих интервью в связи с выходом в 2021 году его книги «Пилсудский: между Сталиным и Гитлером». После специальной оговорки, согласно которой «трудно разгадать, что было у Гитлера в голове», автор тем не менее сделал весьма важный посыл. По его мнению, «на основании доступных источников можно все-таки утверждать, что, видимо, в определенном смысле он восхищался Пилсудским». Ведь «маршал оказался эффективным диктатором». Совершив майский переворот в 1926 году, он «добился авторитарной власти и смог ее удержать». Нацистский фюрер также учитывал, что «Пилсудский выиграл войну с Советами», а это для Гитлера имело особое значение, отмечает Кшиштоф Рак, ибо и его основной целью «был большой крестовый поход на восток», результатом которого должны стать «разгром и ликвидация России как таковой». Пилсудский тоже давно «пришел к выводу, что это государство следует уничтожить вне зависимости от того, будут им управлять коммунисты, монархисты или демократы». На такой почве у Гитлера произрастала и «разновидность уважения к Пилсудскому». Войцех Вихерт в заголовок одной из своих публикаций в апреле 2019 года вынес слова Гитлера о том, что Юзеф Пилсудский — это «воспитатель народа».

В то же время Юзеф Пилсудский, подчеркивает Кшиштоф Рак, поначалу держался в какой-то мере дистанционно по отношению к новому канцлеру Германии. В нем еще жили сомнения, что «гитлеровская революция будет иметь длительный характер», что Гитлеру «удастся удержать власть так же, как удалось ему самому». Кроме того, маршал считал, что фюрер немецких нацистов, желая «покорить целый континент», все-таки «ставит себе задачи, невозможные для реализации». К сказанному нужно добавить, что на подобное развитие событий Пилсудский смотрел не только как на нереальность, но и как нежелательность, ведь в таком случае и ему пришлось бы подчиниться Гитлеру, что никак не могло его устроить, поскольку в себе самом он тоже видел вовсе не второстепенного человека в Европе. У него уже с десяток лет вызревала идея так называемого Междуморья — конфедерации государств, включающей Польшу, страны Прибалтики, Белоруссию, Украину, Чехословакию, Венгрию, Румынию, а по возможности Финляндию с Грузией и Грецией. Заняв территорию от Балтийского до Черного моря, даже от Арктического океана до Средиземного моря, о чем говорят и современные польские исследователи, она бы стала силой в Европе, не позволяющей Германии и России громко заявлять о себе. Возглавить Междуморье, конечно же, должна была Речь Посполитая. И вдруг на таком мечтательном фоне появляется амбициозный деятель, притом не маршал, даже не генерал, а недавний ефрейтор, возымевший намерение всех подмять под себя.

Кшиштоф Рак пишет в этой связи, что приход вождя нацистов к власти в Германии поначалу Пилсудский трактовал двойственно — «и как угрозу, и как шанс» для Польши. О том, что маршал видел в Гитлере угрозу, свидетельствуют «слухи и о превентивной войне, и определенная демонстрация силы польской стороны, направленная в немецкую сторону». Такими шагами, поясняет автор, Пилсудский намеревался «предупредить руководство Германии, что с ним шутить не надо». Одновременно маршал «наблюдал за Гитлером и усматривал определенный потенциал для компромисса». Тем не менее, на первых порах в нем доминировало ощущение угрозы. Вскоре оно даже укрепилось, ведь при бурных разногласиях и препирательствах в немецкой руководящей верхушке парламентские выборы, прошедшие 5 марта 1933 года, все-таки зафиксировали возрастающую поддержку нацистов в германских общественных слоях. Чувство опасности в Варшаве стало настолько сильным, что Пилсудский тогда «предлагал Франции начать агрессивную войну против национал-социалистической Германии», отметил в своих мемуарах и Герберт фон Дирксен. Более подробно об