этого тошнота усиливалась. Он ничего не видел: ему завязали и глаза. Иногда кляп вынимали и давали ему попить; вода была теплая, с землистым привкусом. Один раз его покормили. Прежде чем вынуть кляп, пригрозили: «Закричишь — убью». Финлей не закричал.

Он знал, что рядом были люди, чужие, и почему-то чувствовал, что те на него смотрят. Они говорили о нем, но почти никогда не говорили с ним, лишь когда приносили воду или грозились убить. Хотя его кормили и поили, подумать об отправлении естественных нужд им не пришло в голову. А ему было страшно, и наконец он не смог больше терпеть. Его тошнило, ему было больно и плохо, он обкакался — одним словом, Финлей Финнеган чувствовал себя очень несчастным и очень сильно боялся.

Тяжелые времена рождают отчаянных людей. Похищение планировали больше года. Идея возникла в тюрьме, где похитители сидели в одной камере. Один получил пять лет за ограбление, другому дали столько же за вооруженное нападение. Говорили главным образом о деньгах, их нехватке и о том, как их достать. Воры из них были, прямо скажем, никудышные. Когда информация о похищении Линдберга-младшего[16] попала во все газеты, заключенные заинтересовались, затем увлеклись, затем поставили себе цель скопировать это преступление с абсолютной точностью. Их, похоже, не волновало, что похищение обернулось катастрофой и для Линдбергов, и для похитителя ребенка; им казалось, у них все получится лучше.

Когда мужчин выпустили — в ушах еще звенело ласковое напутствие охранника: «Ребята, спорим, я вас скоро еще увижу», — будущие похитители принялись выбирать жертву. Критерии выбора были простыми: жертвой должен стать ребенок, так как оба преступника были трусами; и, разумеется, ребенок богатых родителей. Выбор пал на семью владельцев и директоров «Фишер-Спрингз» — богатейшей компании в Австралии.

Преступники начали планировать похищение: установили слежку за семьей, наблюдали за их перемещениями, когда те уходили и приходили; для похищения сгодился бы любой ребенок, но лучше один из младших. Мужчины наскребли денег — точнее, украли — и сняли дом на окраине города, где их никто не стал бы искать. За аренду заплатили заранее.

Хотя преступники из них были никудышные, навыков хватило, чтобы взломать запертую дверь дома Финнеганов. Ранним утром они вошли в тихий дом через кухню. Поскольку они следили за домом, то знали, где находятся детские комнаты. По чистой случайности первой на пути оказалась комната Финлея. Похитители заранее раздобыли пузырек с хлороформом. Зажали рот мальчика тряпкой, пропитанной этим веществом, и спящий еще ребенок потерял сознание. Именно из-за хлороформа его впоследствии и вырвало.

Прежде чем уйти, мужчины оставили на подушке записку, затем завернули неподвижного мальчика в одеяло, прокрались по лестнице и вышли из дома, чьи обитатели по-прежнему спали крепким сном. Похитители пробыли в доме не более десяти минут.

В примитивно написанной от руки записке не было ничего лишнего:

Ребенок у нас. Если пойдете в полицию, мы его убьем. Нам нужно сто тысяч фунтов. Ждите указаний.

Потрясение, страх и горе — вот что испытали Патрик и Луиза Финнеган, узнав, что их младший сын пропал. Финлей обычно просыпался первым и шел в родительскую спальню; это происходило примерно в семь утра. Когда в семь сорок пять он еще не появился, Луиза послала Патрика проверить, не заболел ли мальчик. Тогда-то и нашли записку.

Когда паника слегка улеглась, первым побуждением родителей было следовать указаниям похитителей. Исчезновение Финлея не получилось бы скрыть от других детей, как не удалось бы совладать со страхом и тревогой в их присутствии. Провели неформальное семейное собрание; оказалось, что ночью никто не слышал ни звука. Люк Фишер сообщил, что дверь черного хода была открыта. И взломана.

Люку тогда почти исполнилось восемнадцать; из детей Фишеров лишь он и пятнадцатилетняя Дотти находились в доме. Филип уехал по делам, а Эллен гостила у Цисси. Когда Финнеган попросил всех детей не болтать, Люк был единственным, кто возразил.

— Дядя Патрик, думаю, это неразумно, — сказал он.

Другой бы рассердился, но Патрик Финнеган слишком уважал Люка Фишера, и не только за его прошлые поступки, но за явные признаки высокого интеллекта, который в будущем обещал сравняться с отцовским, а может, даже превзойти его.

— Но почему? — спросил Патрик.

— Во-первых, вы недолго сможете скрывать от всех случившееся. Рано или поздно все раскроется, как бы вы ни старались этому помешать. Но главная причина, почему не стоит хранить молчание, — записка от похитителей. Они велели не обращаться в полицию, потому что не хотят, чтобы полиция узнала. И если вы будете выполнять их требования, им все сойдет с рук.

— Но они пригрозили убить Финлея, — возразила Луиза.

— Я знаю, тетя Луиза. — Голос Люка дрогнул от отчаяния. — Мне не хочется вам это говорить, но шанс, что Финлей вернется к нам в целости, ничтожно мал независимо от того, сообщим ли мы в полицию или нет. Но я считаю, что, если мы не обратимся в полицию, шансов вернуть его будет еще меньше.

Решение приняли, когда время обеда давно прошло; впрочем, ни у кого из членов семьи не было аппетита. Патрик с Люком поехали в полицейский участок, а Луиза осталась дома на случай, если похитители позвонят по телефону.

Сержант Бродуит был опытным следователем и, пожалуй, именно по этой причине мучился от скуки. Нераскрытых преступлений в участке не было, лишь одна мелкая кража — ничтожное дело для столь проворного ума. Он думал, чем заняться в оставшееся дежурство, когда в дверь кабинета постучали.

— Пришли двое и говорят, что у них срочное дело, — сказал констебль. — Какое именно, не уточняют и отказываются назвать свои имена, но повторяют, что дело срочное и серьезное, и уходить не собираются.

Серьезное, срочное и загадочное дело, подумал Бродуит; даже одного из этих определений было бы достаточно, чтобы его заинтересовать, а уж сочетанию всех трех эпитетов было невозможно сопротивляться. Двое посетителей вошли в его кабинет: высокий почтенный джентльмен средних лет, вероятно, пятидесяти с небольшим, хорошо одетый, и юноша лет восемнадцати. Лицо последнего показалось Бродуиту смутно знакомым, но откуда — он не знал. Старший заговорил, и сержант с любопытством заметил, что его юный спутник оценивающе смотрит на него точно так же, как Бродуит сам только что смотрел на вошедших.

— Прошу прощения за секретность, сержант, — сказал Патрик, — но чем меньше людей будут осведомлены об этом деле, тем лучше. — Он замолчал, видимо, не зная, что говорить дальше.

Юноша пришел на помощь:

— Прошу простить моего дядю: он очень расстроен. Его сына похитили; поэтому мы и здесь. Мальчику четыре года.

Медленно, нехотя