Недалеко от центра Лидса располагались ряды переулочков, застроенных низкоэтажными, уродливыми и по большей части ветхими типовыми домами. Их построили в девятнадцатом веке как дешевое жилье для растущего числа рабочих близлежащих заводов тяжелой промышленности, и, хотя дома простояли не так долго, они обветшали настолько, что превратились в трущобы и были готовы пойти под снос.

Нужный Джессике дом был как раз одним из таких. Невзрачный и обшарпанный, как и другие, он напомнил ей убогий приют, куда ее вынужденно отправили всего несколько лет назад. Ожидая в коридоре, она проявила чудеса самообладания, чтобы не развернуться и не сбежать из этого гнетущего и противного места.

Встретившей ее женщине было около пятидесяти пяти лет, а ее платье и внешность полностью соответствовали окружающей обстановке. На ней были тапки с дырой, из которой выглядывал большой палец ноги. Чулки в затяжках гармошкой собрались на щиколотках. Поверх бесформенной твидовой юбки и грязно-серой блузки, некогда бывшей белой, красовался фартук, сплошь покрытый пятнами. Волосы женщина убрала под платок, как у всех женщин в этом районе. Увидев гостью, она невесело улыбнулась, обнажив неровные, желтые от табака зубы. Удивительно, как ей удалось при этом не уронить свисавшую с нижней губы сигарету, наполовину состоявшую из пепла, который грозил упасть на истертый половичок на полу прихожей, добавив грязи к и без того толстому ее слою.

— Вы на девять утра? — спросила она сиплым грубым фальцетом.

— Да, я…

— Имени не называй, крошка, — прерывала ее женщина. — Твое мне знать ни к чему, и своего не скажу. Деньги принесла?

— Да, все здесь, как вы сказали. — Джессика порылась в сумочке и достала конверт.

Женщина выхватила конверт у нее из рук, открыла его и увидела стопку больших белых пятифунтовых банкнот. Она медленно их пересчитала, довольно покачивая головой. Пепел так и не упал. Свернув банкноты в трубочку, женщина отнюдь не эротичным движением задрала юбку и заткнула деньги за подвязку.

— Что ж, крошка, пойдем со мной и покончим с твоей бедой.

Она повернулась и заковыляла по коридору. Этот поворот тела стал последней каплей: полоска пепла отвалилась и, кружась, упала на пол, оставляя за собой серый след, как от сгоревшей кометы.

Медленно, на деревянных ногах, Джессика пошла за женщиной навстречу неминуемому.

А через четыре дня, заходя в лавку на своей улице, Джессика упала на тротуаре. Добрые люди отвезли ее в больницу; она была без сознания и истекала кровью. Осложнения после неудачного аборта были столь серьезными, что врачи долго не знали, выживет ли она.

Через четыре недели ей разрешили выписаться. Перед выпиской у нее состоялся весьма неудобный разговор с лечащим гинекологом.

— Что ж, девушка, — сурово сказал он, — вам очень повезло. Могли бы и умереть. Вам также повезло, что о случившемся не доложили в полицию. Полагаю, у вас была веская причина пойти на такое отчаянное дело. — Врач выставил ладонь, когда она попыталась объясниться. — Только ничего мне не рассказывайте; я не хочу знать. Боюсь, вам не повезло в одном. Мясник, который вам «помог», — уничтожающим тоном проговорил доктор, — причинил столько вреда вашим внутренним органам, что вы вряд ли когда-нибудь сможете иметь детей. Я мог бы потребовать сообщить имя и адрес того, кто совершил столь преступное действие, но, полагаю, вы будете молчать как рыба. Поэтому ступайте и впредь постарайтесь бережнее относиться к своему храму, телу, которое дано вам Господом. — Он коротко кивнул, показывая, что разговор окончен.

Пристыженная и обиженная, Джессика медленно повернулась и вышла из кабинета.

После выхода из больницы Джессика более двух месяцев просидела, запершись в квартире. Она не принимала гостей и не выходила, кроме как за самым необходимым, например за продуктами. Иногда по несколько дней подряд лежала в кровати и даже не одевалась. Ее обуревали ужасные скачки настроения, приводившие ее в недоумение; она не понимала, что ее организм по-прежнему думал, что она беременна. Постепенно ее здоровье шло на поправку, и Джессика начала задумываться о будущем. Ее отношение к жизни изменилось, и это приводило ее в растерянность. Похоже, необузданная, избалованная, богатая и беспечная девчонка, какой она прежде была, после случившегося куда-то делась. Она знала, что ей нужно новое направление в жизни, цель помимо бесконечной погони за удовольствиями. Единственная жажда, терзавшая ее теперь, была жаждой перемен; единственная тяга — тяга к новым горизонтам.

Наступил 1935 год, и Джессика начала претворять свои планы в жизнь. Она выставила на продажу свою квартиру и стала подыскивать подходящее жилье в Лондоне. Вскоре нашла то, и сделала последние приготовления перед началом новой жизни. Накануне отъезда из Брэдфорда она никому не сообщила о своем решении, кроме бывшего опекуна Майкла Хэйга. Несмотря на ссору с Конни, Джессика была благодарна им с Майклом за то, что те приютили ее и пустили в семью после смерти матери.

Майкл, который всегда симпатизировал Джессике, одобрил ее план с одной оговоркой.

— Но чем ты планируешь заниматься в Лондоне? Ты очень богатая молодая женщина; не хочется, чтобы ты растратила свою жизнь и промотала деньги.

К изумлению Майкла, Джессика ответила:

— Я планирую продолжить образование. Я поступила в платный колледж. А когда закончу его, найду работу. Как знать, может, я еще устроюсь к вам секретаршей, — в шутку добавила она.

Майкл улыбнулся.

— Джессика, можешь начинать работать хоть завтра.

Они рассмеялись. Все еще улыбаясь, Джессика вышла из конторы на Мэнор-роу и направилась на станцию.

Глава двадцать первая

Джонсы наконец вернулись в Брэдфорд, и жизнь пошла своим чередом. Саймон вышел на работу, дети вернулись в школу, Джошуа уехал в Шотландию бродить по горам с приятелями из колледжа, а Наоми засела в постирочной, где ее ждала куча стирки и глажки, накопившейся после долгих каникул. Этим она и занималась, когда в дверь позвонили. На пороге стоял мужчина примерно ее возраста, высокий, благородной наружности.

— Миссис Джонс? — спросил он.

Наоми кивнула.

— Добрый день, миссис Джонс. Меня зовут Идрит Пойнтон. Я работаю на правительство ее величества. Думаю, вы можете нам помочь.

Наоми ощутила легкую тревогу.

— Не понимаю, чем могу быть полезна.

— Давайте не на пороге. Дело конфиденциальное. На самом деле нам можете быть полезны не столько вы, сколько ваш необыкновенно одаренный сын.

— Джош? — растерянно спросила Наоми. — Но как он может помочь правительству?

Пойнтон жестом показал, что хотел бы зайти в дом. Наоми впустила его, а легкая тревога сменилась сильной.

Она проводила его в гостиную и пригласила