звали Идрит Пойнтон, и было ему около тридцати пяти лет. В Лондоне его хорошо знали, хотя большинство его современников, если бы их спросили, где он работает, смогли бы ответить лишь, что Пойнтон состоит на государственной службе, а уж что это была за служба, одному богу известно; подобное общее определение могло означать что угодно. Большинство людей при этом представляли скучную, унылую кабинетную работу, связанную с необходимой, но монотонной бюрократией. И, как правило, госслужащие именно этим и занимались, но были отделы, чья повседневная деятельность была совсем не скучной. В таком отделе и работал Идрит; не просто работал, а являлся его главой. В то время особенность британского политического устройства заключалась в том, что подобные отделы были очень маленькими и недоукомплектованными.

Пойнтон изучил письмо декана и вызвал к себе одного из ассистентов, человека, который служил в отделе с момента его основания двадцать лет назад.

— Выясните все об этом юноше, — велел Идрит и вручил ассистенту письмо декана. — Все, как обычно: происхождение, политические взгляды, родители, их прошлое — все, что сможете узнать.

— Это срочно? — спросил ассистент. — Срочно не получится, кадров катастрофически не хватает.

— Несрочно, — сухо ответил Пойнтон. — У нас полтора года, прежде чем он закончит университет; даже с нашими ограниченными ресурсами успеем провести тщательную проверку.

И хорошо, что спешки не было: предварительный отчет лег на стол Пойнтону лишь через полгода.

— Сэр, помните, вы просили навести справки о Джошуа Джонсе, студенте-лингвисте?

— Боже, это было так давно, я уже забыл, — ответил Пойнтон. — Что ты узнал?

— Честно говоря, я в замешательстве. Похоже, тут настоящая загадка.

Неожиданный ответ привлек внимание Идрита.

— Что за загадка?

— С первого взгляда ничего особенного. Парень родом из Брэдфорда, йоркширец, как и его отец. Отец, Саймон Джонс — директор крупной текстильной фирмы. Вот копия брачного свидетельства его родителей. — Он передал документ Пойнтону. — Мать, Наоми Джонс, в девичестве Флеминг, прежде была замужем и овдовела во время войны.

— И в чем проблема?

— При заключении повторного брака прежде состоявшие в браке граждане должны предоставить биографические сведения. По словам Наоми Флеминг, ее девичья фамилия — Кроули, первого мужа звали Гарольд Флеминг, а отца — Ричард Кроули. Ричард Кроули был художником-литографом; мать Наоми звали Сюзанна Кроули, в девичестве Бэтти.

— Вроде ничего подозрительного. — Пойнтон был в недоумении.

— Да, сэр, за исключением одной небольшой детали.

— Какой? — Пойнтон сгорал от любопытства.

— Ни Наоми Флеминг, в девичестве Кроули, ни ее якобы мужа Гарольда Флеминга, ни отца Ричарда Кроули, ни матери Сюзанны Кроули, в девичестве Бэтти, никогда не существовало на самом деле. Нет ни свидетельств об их рождении, ни брачных свидетельств, ни свидетельств о смерти. И это еще не все.

Пойнтон разглядывал отчет, пытаясь осмыслить услышанное.

— Продолжай, — пробормотал он.

— Свидетельство о рождении Джошуа Джонса, или Джошуа Флеминга, тоже отсутствует.

— Но тогда кто они? — спросил Пойнтон.

— Понятия не имею, сэр.

— Что ж, надо выяснить. Если мы собираемся предложить работу юному Джонсу, никаких загадок быть не должно. Думаю, вам надо отправиться в Брэдфорд и провести расследование на месте. Я бы поручил это особому отделу, но у них еще меньше людей, чем у нас; да и ни к чему местным ищейкам знать о нашем интересе.

Ассистент Пойнтона отсутствовал больше месяца. И вернувшись, не пошел сразу к Идриту, а несколько дней рылся в старых пыльных архивах в хранилище. Наконец представ перед начальником, он сообщил ему много нового.

— Наоми Флеминг объявилась в 1914 году, — начал он. — До этого ее словно не существовало. Никаких признаков. Она явилась из ниоткуда, сняла маленький коттедж — убогий домишко в переулке в центре Брэдфорда. Едва сводила концы с концами, шила на дому и зарабатывала гроши. В начале 1915 года родила мальчика и устроилась на работу на ближайшую текстильную фабрику. С ребенком сидели соседки. Раздобыть сведения оказалось легко: любителей посплетничать в тех краях хоть отбавляй; куда сложнее было заставить их говорить по делу. Я говорил с соседями, работницами фабрики, бригадиром — это у них вроде наблюдающего, управляющим фабрики и, наконец, владельцем свадебного салона, где Наоми работала перед свадьбой. И кое-кто из опрошенных намекнул, что она не была англичанкой, несмотря на английское имя. Она всем говорила, что выросла в Австралии, но владельцу магазина, например, казалось, что у нее скорее европейский акцент. Тогда никто не стал допытываться; рабочих рук не хватало, шла война. А потом я разговорился с одной из женщин с фабрики, и мне повезло. К ним на фабрику приходил какой-то местный чиновник, благодарил за работу для военно-промышленного комплекса. Их с Наоми сфотографировали: работница фабрики пожимала чиновнику руку. Снимок сделали в рекламных целях, и у этой женщины сохранился экземпляр. — Ассистент достал лист бумаги из папки и протянул Пойнтону. — Вот это, — он указал на одну из фигур на фотографии, — Наоми Флеминг в 1916 году.

Идрит долго рассматривал фотографию.

— А когда именно в 1914 году Наоми Флеминг появилась в Брэдфорде? — пробормотал он.

Его помощник улыбнулся.

— Тут мне снова повезло, — ответил он. — Я разговорился с ее бывшей соседкой, а ту хлебом не корми, дай посплетничать. И она вспомнила, что Наоми сняла коттедж двадцать пятого августа.

Идрит удивленно вскинул голову.

— Как она так точно запомнила?

— Это был день рождения ее ненаглядного сына. Она также сказала, что Наоми уже была беременна и ужасно чего-то боялась. Через несколько дней после того, как она въехала в дом, соседка решила заглянуть в гости. Она постучала, но никто не ответил, хотя она знала, что Наоми была дома. Соседка пошла к себе и увидела ее через окно; Наоми притаилась в углу комнаты на первом этаже. По словам старушки, она была вся бледная и тряслась от страха.

— Так-так, — подытожил Пойнтон, — значит, таинственная женщина, вероятно европейка, внезапно появляется в Брэдфорде в 1914 году, в самом начале войны, беременная и дрожащая от страха. И чего же она боялась, интересно?

Помощник снова улыбнулся.

— Кажется, я знаю ответ на ваш вопрос, — уверенно проговорил он.

— Ты знаешь, чего она боялась? — изумился Идрит. — Откуда такие сведения?

— Мало того что я знаю, чего она боялась, я знаю, кем на самом деле является загадочная Наоми Флеминг. — Помощнику явно нравилось происходящее.

— Хорошо, объясни, — в нетерпении произнес Пойнтон.

— Многое выяснилось благодаря чистому везению или совпадению. Я начал с архивов отдела за 1913 год; тогда наше беспокойство вызывали события в Европе, и, как выяснилось, не зря. У нас действовала хорошая сеть агентов во всех европейских столицах — сотрудники посольств, которые должны были докладывать обо всем и обо всех, кто мог оказаться полезным. Я собирал эти отчеты. Особенным усердием отличался наш агент в Вене, и вот этот отчет… — ассистент порылся в папке и достал другой листок бумаги, — я