– Какого бумажника?

– Того самого.

– Подождите-подождите! С кредитными карточками?

Игнатьев не удостоил меня ответа, повернулся и пошел к лифту. Ганин бросил мне небрежное «пока» и поспешил за ним. Я разжал кулак.

Ключ, врученный мне высокомерным Игнатьевым в такой вот своеобразной торжественной обстановке, ничего интригующего из себя не источал. На плоской круглой головке выбит логотип «Мазды» и номер 11519, больше ничего. Я повнимательнее рассмотрел брелок. Тоже никаких особых деталей. Детская пародия на толстенький «Боинг Джамбо» в духе старика Диснея, никаких щелочек и потайных кнопочек. Литой кусочек полированного металла, судя по тяжести и глухому звуку, издаваемому при ударе о ключ, никаких полостей внутри не имел.

Я положил ключ в карман и потопал по лестнице к себе наверх – ехать на лифте почему-то не хотелось.

Ровно в шесть я опустился в кожаное кресло в кабинете Осимы. Хозяин офиса и ситуации вальяжно развалился на диване, второе кресло занял поклонник водных процедур Баранов. Он подался вперед, выпрямил спину и на грамматически правильном, но фонетически ужасном японском начал протокольную беседу.

– Осима-сан, мне, как официальному представителю российских властей, хотелось бы поподробнее узнать о сложившейся ситуации и о мерах, которые вы принимаете для установления истинных причин смерти Виктора Степановича Грабова.

Заявление это стандартно, без него ни один разговор на подобные темы не обходится, поэтому я решил воспользоваться десятью минутами, которые, по моему расчету, потребуются Осиме для введения любознательного консула в курс дела. Я негромко извинился и вышел из кабинета, поймав спиной укоризненный взгляд оставляемого мною в трудную минуту один на один с русским дипломатом капитана.

Криминалистическая лаборатория в немуровском управлении находится в другом крыле здания, поэтому мне пришлось прокрадываться туда вдоль влажных стен мрачных и холодных коридоров, чтобы случайно не напороться на кого-нибудь из осимовских орлов и соколов. В лаборатории, несмотря на субботний вечер, атмосфера царила весьма оживленная. Неизвестный борец за чистоту российско-японского рыбного бизнеса подбросил здешним ребятам работенку, и я насчитал здесь целых шесть экспертов, что, если мне не изменяет память, составляет полный штат местных поклонников химических анализов и фанатов баллистических экспертиз.

Навстречу мне выдвинулся плотненький, но какой-то уж слишком низкорослый криминалист средних лет в голубом халате.

– Здравствуйте, господин майор! Добро пожаловать в наши владения! – поприветствовал он меня откуда-то снизу.

– Здравствуйте! А откуда вы знаете мое звание, если не секрет? – отозвался я сверху тоном, требующим немедленного ответа. – Нас ведь Осима-сан, насколько я помню, не знакомил.

– Нет, не знакомил. Просто я видел вас сегодня утром вместе с ним в ресторане, в «Кани Уарудо». Мы с моими ребятами там работали. Меня зовут Сиракура. Сиракура Ёдзо.

– Приятно познакомиться, Сиракура-сан.

– Взаимно, – как-то легко и просто, без намека на лесть и лизоблюдство произнес Сиракура.

Эксперты-криминалисты – народ в нашем деле особый. Они кто-то типа саперов в армии и хирургов в лазарете – им нужен абсолютный покой, они должны быть полностью изолированы от любых воздействий со стороны, им постоянно полагается быть за пределами уз и пут пошлой зависимости от сословно-карьерных условностей. А вот мы сейчас проверим, насколько этот коротышка Сиракура свободен от приказов Осимы. Для этого, правда, придется опять нагнуться. Где он там?

– Сиракура-сан! Во-первых, я бы хотел узнать, если это возможно, что вы мне скажете о яде.

– А во‐вторых? – как ни в чем не бывало спросил эксперт.

– Сначала все-таки во‐первых.

– Я докладывал Осиме-сану о предварительных результатах полчаса назад по телефону. Сейчас наша сотрудница допечатает письменный рапорт, и я представлю его минут через пятнадцать-двадцать.

Вот так вот! Значит, Осима и этому своему подразделению приказал держать рот на замке перед приезжим из столицы. Появившееся было во мне чувство симпатии к Осиме стало как-то быстро тухнуть, но не успел я раскрыть рот, чтобы напомнить Сиракуре о принципах служебной субординации и должностных обязанностях, как он сам вдруг выдавил нехотя:

– Ну, конечно, если вы желаете, то я вам могу повторить то, что сказал господину капитану…

– Угадайте с трех раз, Сиракура-сан, желаю я или не желаю.

Желания Сиракура, как оказалось, угадывает на лету.

– Хорошо-хорошо… Значит, то, что мы обнаружили на фугу, которую ел капитан Грабов, и в его организме, относится к группе цианидов. Химическую формулу мы еще до конца не восстановили, но уже сейчас могу утверждать, что яд этот в Японии не производится. Более того, по линии Сил самообороны в нашей базе данных значится похожий препарат. И значится как не наш. Когда мы до конца все расшифруем, я смогу доложить о том, насколько он идентичен яду, зафиксированному военной контрразведкой.

– А вы что, имеете доступ к базе данных военной контрразведки? – подивился я профессиональной солидарности химиков-пиротехников.

По нашей линии из вояк ничего не вытрясешь. Часто требуется их помощь, особенно по вопросам кадрового состава русской дальневосточной мафии, в которую за последние годы прямо хлынул поток вышвырнутых из армии офицеров-профессионалов, но получить эту информацию без помощи Токио невозможно, а Токио от нас ой как далеко.

– Только к той части, которая связана с оружием, взрывчаткой и ядами.

– И что же конкретно эта база имеет по нашему делу?

– Похожий (пока я могу сказать только «похожий», но думаю, что через часок буду говорить «идентичный») яд был доставлен военными по своим каналам с Сахалина полтора года назад. Насколько я понимаю, его раздобыли в одной из частей химических войск, которая дислоцирована где-то в центре острова.

– То есть вы утверждаете, что яд российский?

– Да. Причем не просто российский, а еще и используемый их силовыми структурами.

– А что это добавляет к делу?

– То, что тот, кто его доставил в Немуро, на Сахалине имеет доступ к секретным, в общем-то, материалам. И все.

– И все?

– И все.

– А фугу здесь, как и было установлено утром, ни при чем?

– Ни при чем.

– Вы понимаете, что в своей правоте по этому вопросу вы должны быть уверены на сто процентов?

– Господин майор, я отдаю себе отчет в том, что говорю. Яд, содержащийся в фугу, – это тетрадоксин. Он легко различим уже при первичной экспертизе. Кроме того, тетрадоксин мгновенную смерть не вызывает.

– Да я и сам знаю, что не вызывает. Спасибо вам!

Обстоятельность Сиракуры меня удовлетворила, и теперь можно было сбросить обороты. Я сделал вид, что ухожу, чтобы проверить, хорошо ли эксперт запомнил начало нашего разговора. Оказалось, что хорошо, поскольку ждать себя он не заставил.

– А во‐вторых?

– Что «во-вторых»?

– Вы сказали, что яд – это «во-первых».

– А-а, да-да, – сымитировал я праздную отрешенность от деловой атмосферы, создаваемой колдующими над пробирками и колбами экспертами в марлевых масках. – У меня к вам