Использование смолы для закрепления рукоятки на орудиях весьма присуще неандертальцам, и для этих техник обычно используют волокна, смесь охры и угля, придающие использованным клеящим веществам прочность и эластичность. Но научная группа в Крапине не остановилась на такой интерпретации и даже не обсудила такую возможность, вновь возвращаясь к пресловутому неандертальскому ожерелью.

Получается, что красота объективна, универсальна и объединяет не только людей разных культур, но и животных.

Ну а перья? Перья обычно попадают в эту символическую сферу, так как в них не угадывается никакого непосредственного применения, ни питательного, ни функционального. А еще потому, что их красота очевидна. И эта красота действительно неоднократно использовалась традиционными обществами. Да, эта красота объективна и не является субпродуктом субъективного взгляда некоторых человеческих культур. В естественной среде одна из функций крупных цветных перьев напрямую связана с представлением самца для соблазнения самки. Этому служит хвост павлина… Может, человек просто подражал птице? Если так, то да, неандерталец мог украшать свое тело, придумывая способы самовыражения, напрямую напоминающие знакомые нам по нашим человеческим обществам. Получается, что красота объективна, универсальна и объединяет не только людей разных культур, но и животных. Красота пера не культурная, она трогает не только индейцев Великих равнин или индейцев каяпо, она может тронуть и впечатлить человека любой культуры, а также все живое, от человека разумного до глухаря, унося нас прямиком к размышлениям Люсьена Скубла и Андре Леруа-Гурана, которые связывали в некоторой степени человека с животным миром: перья и пение у птиц, украшения и музыкальные ритмы у людей. Но у человека перья не растут, а значит, сбор и преображение природных элементов в культурные украшения были бы признаками основательного диалектического скачка в обществе. И если можно сомневаться в реальном предназначении когтей хищных птиц или ракушек, которые не были специально продырявлены неандертальцем, систематический поиск больших перьев, несомненно, задает более глубокий вопрос, так как мы инстинктивно не видим для них никакого другого применения, кроме услаждения взора.

Перья – не мусор, лишенный белка, напротив, содержащиеся в них белки имеют довольно исключительные энергетические свойства и, оказывается, особенно востребованны у инуитов…

Значит перо наконец попало в точку? Боюсь, что нет… Можно было бы цинично заметить, что перья могли бы послужить в качестве прекрасных зубочисток и что использование зубочисток действительно признано у неандертальца благодаря анализу следов, оставленных на его зубах. Но я не желаю быть циником. Я хочу понять. Я хочу увидеть создание таким, каким оно было, отвергая мои собственные чувства, желания, проекции. Я хочу понять наперекор самому себе. Пойти против моего чутья, смело открыть глаза на создание и его далеких предков, ведь они собирали перья еще 420 000 лет тому назад.

К сожалению, перо было слишком быстро переложено в ненужное и несъедобное. Наши западные рефлексы плохо позволяют нам представить, что может быть съедобным в перьях. Это, возможно, один из показателей многих знаний, утерянных со времен охотников‑собирателей. Вспоминаются слова нашего полярного исследователя Жана Малори: «Я собирался охотиться, управлять повозкой, питаться сырым мясом, высасывать бело‑розовый и очень пахучий жир из стержней птичьих перьев и гнилых костей (знаменитый кивиак)». Сложно…

Перья – не мусор, лишенный белка, напротив, содержащиеся в них белки имеют довольно исключительные энергетические свойства и, оказывается, особенно востребованны у инуитов…

И перо величаво пало, присоединившись к продырявленным крабами морским раковинам и красивому браслету из орлиных когтей, уже перебравшихся в наше воображение, нашу фантазию, наши взгляды, наши проекции. Опять же, человек разумный смотрит на неандертальца. Одевает создание в свою суть. Представляет его своим двойником, так как мы неспособны представить себе отличающееся от нас человечество.

Ну где же они, после 150 лет археологических исследований, миллионов кубических метров перекопанных культурных слоев? Где они, сотворенные ремесленниками украшения? Где статуэтки из кости? Где сланцевые плиты, украшенные символами? Где кости с высеченными лошадьми и бизонами?

Недоброжелатели могли бы укорить меня в несправедливости, ведь то, что расценивается как украшение у нас, может расцениваться иначе у неандертальца. Это обвинение на самом деле было бы циничной ложью из‑за отказа принять, увидеть, представить. Почему? Потому что интерпретировать естественно продырявленную ракушку как украшение у людей разумных было бы простительной ошибкой, ведь нам знакомы у этого человечества миллионы ракушек, намеренно продырявленных и, несомненно, использованных в качестве украшений. Но также это означало бы, что мы забыли о самых древних украшениях из ракушек, найденных в Бломбосе в Южной Африке, возрастом 80 000 лет, которые уже тогда были обработаны и точно представляли собой нечто большее, нежели простое нанизывание на нить продырявленных крабами ракушек. И присутствие микроследа пигмента охры на ракушках или на когтях хищных птиц вовсе не обогащает их интерпретацию. Охра используется в очень многих технических процессах, от выделки кожи до защиты от солнца или приготовления клея для прикрепления рукояток к орудиям. Охру очень часто можно встретить тут и там в культурных слоях, где эта пудра окрашивает, по случаю, то орудия, то кости. Присутствие охры, гематита или любого другого материала, имеющего подобный эффект окрашивания, никак не связано с эстетической чувствительностью популяций.

Вероятно, некоторое количество продырявленных ракушек, найденных на палеолитических объектах, присвоенных человеку разумному и интерпретированных как украшения, на самом деле имело чисто техническое предназначение: перевес, охотничьи погремушки, приспособления, позволяющие натягивать волокна или веревки. Но в обществах людей достоверно найдены миллионы украшений из ракушек, иногда покрывавшие погребенные тела в могилах. В этом случае ошибка не особенно страшна. Эта ложная интерпретация никак не влияет на понимание человеческих популяций. Переложить эту схему на человечество, о котором нам так мало известно и для которого 150 лет исследований не показали даже намека на рукотворное украшение, – вот это грубая ошибка. Ошибка, которая может катастрофически повлиять на наше представление о реальном прошлом неандертальцев.

В чем бы она ни была проделана, в морской раковине, в зубе или кости, эта первая неандертальская дырочка просто‑напросто еще не найдена. А мы соглашаемся без малейшего сомнения, без оглядки заключить это человечество в наши собственные представления и образы существования в мире. Подобное согласие очень похоже на отказ изучать особенную суть этих популяций. Мы делаем из неандертальца безобразное чучело, изображающее нас самих. Мы во второй раз убиваем создание.

Теперь, вооруженные реальными знаниями об удивительных «неандертальских символах», мы можем взяться за происхождение пещерного искусства и за это исследование, царившее в 2018 году на обложке одного из престижнейших научных журналов в мире… Неандерталец рисовал