– Тысяча. По большей части вековые. Это значит, им больше ста лет. Представляете? – Обращаясь к ним обоим, Альма добавила: – И даже не у всех удалось определить вид. Просто не существует пока для них названий. Они единственные в своем роде. Теперь вы понимаете, что места эти необыкновенные?

Бакстер посмотрел в ожидании на Мию, как будто вопрос был адресован только ей.

– Да, – согласилась Мия, – понимаю.

Потом она взяла Альму за руку и вприпрыжку пошла с ней рядом по усыпанной гравием дорожке. Кто-кто, а Мия точно чувствовала себя здесь как дома.

Бакстер вдруг оказался во власти наваждения. На какой-то миг ему почудилось, что Мия держит за руку не Альму, а Софию и смотрит на нее взглядом, полным любви и восхищения. Они улыбаются друг другу, порой громко смеются. Идут втроем, а по холмам в этой испанской глубинке рассекает пес. И хотя день выдался пасмурным, яркие краски вокруг и мерцающее сияние листвы в прозрачном золотистом воздухе поднимают настроение. Однако ярче всего сияют лица Мии и Софии, словно над головой каждой из них появилась своя собственная радуга.

И не было никогда парковки и стрелка-убийцы. В тот злополучный четверг София не поехала за бритвой, а забрала Мию из садика, приготовила ужин, и они продолжили жить как ни в чем не бывало. Возможно, он все еще гастролирует со своим коллективом, а может быть, и нет. Во всяком случае, уж точно не занимается строительством ненавистных домов, от которых одна головная боль. Они очень счастливы, и Мию не беспокоят кошмары по ночам. А Бакстер… Весь мир у его ног.

Раздается резкий звук выстрела. Радужные очки мгновенно слетают, а дальше все как в черно-белом кино. Слышен голос Софии: «Я люблю тебя». Еще один выстрел, и связь обрывается. Он снова и снова зовет ее, лихорадочно набирая трясущимися пальцами номер жены. Черные всполохи, белые всполохи… черные… белые…

– Па?

Стряхнув с себя остатки видения, Бакстер обнаружил, что золотистая дымка тоже пропала, а Альма и Мия в недоумении остановились и смотрят на него.

– Простите, задумался…

Они продолжили путь. Альма подошла к дереву, узловатый ствол и ветви которого отличались особой причудливостью, потянулась и сорвала один плод.

– Смотрите, как при созревании меняется у плодов окраска, проступает… э… как это по-английски… мраморный рисунок. Так мы определяем, что оливки созрели. Некоторые фермеры, конечно, ждут, когда они совсем почернеют. Но тогда теряется пикантная горчинка, и не та польза для здоровья.

– Интересно. – Бакстер ненавидел себя за притворство. Вот он слушает увлекательный рассказ о нюансах выращивания оливок, а в голове крутится всего лишь одна мысль, вернее две – найти отдельное жилье на ближайшие десять дней и сделать все, чтобы не остаться без работы к моменту возвращения домой. Что в нем не так?

Альма продолжила:

– Остальные производители смеялись над отцом и называли его Дон Кихотом. Знаешь, Мия, это все равно что un hombre loco — безумец.

– Почему они такие злые? – возмутилась девочка.

У Бакстера возникло ощущение, что он слушает беседу Мии и Альмы по телевизору, находясь от них очень далеко.

– Потому что над изобретателями всегда поначалу смеются. Затем эти фермеры поняли, что его масло лучше, и смеяться перестали. Сами захотели работать так же. – Альма бросила оливку на землю. – Плоды почти созрели. Через несколько дней можно собирать. Сегодня под дождичком они еще нальются, и все, готовы.

Мия сорвала оливку и принялась ее разглядывать.

– Откуда ты все это знаешь?

– Конечно, у нас есть лаборатория, но деревья нам и сами об этом говорят. Мия, они такие же живые, как мы с тобой. У людей есть сосуды; у деревьев они тоже есть. Через корни и листочки они впитывают в себя все, что происходит вокруг. Если относиться к ним с любовью и уважением, они не только разговаривают с тобой, но еще и поют.

Альма улыбнулась и подмигнула. Кто поверит в бабушкины сказки. Бакстер тоже изобразил жалкое подобие улыбки, однако понимал, что Мию с Альмой не обмануть. Если он продолжит в таком же духе, объяснений с дочерью не избежать – обязательно упрекнет его в безразличии. Бакстера всегда удивляла ее способность безошибочно определять те моменты, когда он уходил в себя.

Если бы только она знала. Сегодня утром Бакстера, а вместе с ним и всю его жизнь положили на операционный стол, препарировали – и дали понять, что без музыки и любви к своему делу он никто. Жизнь превратилась в сплошное разочарование. Мия – единственная радость.

На лоб упала капля дождя.

– А вот и обещанный дождь, – сказал Бакстер, коснувшись лица. Ему не терпелось покончить с экскурсией.

Альма взглянула на небо и, вскинув руки, поблагодарила бога за то, что услышал ее молитвы. Бакстер смотрел на ее мокрое лицо. «Неужели я завидую этой женщине?»

Исполненная спокойствия и безмятежности, Альма повернулась.

– А сейчас дегустация масла.

Сейчас? Бакстер так надеялся, что они закончили. Будь у него побольше фантазии, придумал бы благовидный предлог, чтобы увильнуть от продолжения экскурсии. Но то была бы вторая неудачная попытка за сегодня, поэтому он промолчал.

Альма обратилась к Мии:

– Потом, как мне кажется, твоему папе не мешало бы помыться. – Она помахала рукой перед носом. – От него пахнет, как от los burros.

– ¿Los burros? – переспросил Бакстер, давая понять, что он вообще-то находится рядом.

– Los burros, – повторила Мия. – Как от осликов, пап. Соображай быстрее. Он не любит принимать ванны. Говорит, пустая трата времени.

Бакстер попытался подыграть им и даже улыбнулся.

– Что?! Неправда. Разве что совсем чуть-чуть.

– Тогда придется отвести вас в сарай и помыть из шланга, – улыбнулась Альма.

Мия громко расхохоталась, и звук дочкиного голоса его успокоил. Надо выходить из дурацкого положения. Он развернулся к Мии и сказал:

– Ага, значит, тебе по душе шутки Альмы? А папины нет? Все, я обиделся.

– Прости, пап, у Альмы шутки лучше.

Бакстер смерил спутниц суровым взглядом.

– Понятно.

Альма усмехнулась, взяла Мию за руку, и они направились к машине. Он смотрел им вслед и думал, как же Мии не хватает женского общения, особенно учитывая, что Бакстер Шоу – вообще единственный, с кем ей приходится иметь дело.

С обратной стороны дома располагался отдельный вход в помещение, которое семейство Арройо использовали в качестве конторы. Бакстер сразу почувствовал, что здесь курят трубку. На столике у окна стоял проигрыватель, встретивший их звуками струнного квартета. Скорее всего, Рудольфо – почитатель такой музыки. Вдоль одной из стен от пола до потолка стояли фирменные