«Какая разница, была ли Марин прачкой, кухаркой или незаконнорожденной дочерью самого богатого регента города? Марин больше нет. Но рядом с Теей была я, все эти восемнадцать лет».

– Она была из благородной семьи.

В ложе повисает долгое молчание.

– У вас дружная семья, – замечает Якоб.

– Что ж… между нами нет секретов.

Якоб снова устремляет взгляд на сцену и делает глоток пунша.

– В Тее много страсти.

Нелла не может понять его интонацию.

– Все восемнадцатилетние девушки такие.

– Нет, – отвечает Якоб так прямо, что это повергает Неллу в шок.

Скольких восемнадцатилетних девушек он знал?

– У Теи избыток духа, – продолжает Якоб.

Нелла ощущает себя так, словно ее ударили. Она хочет возразить, что Тея прекрасно сдерживает свой дух, хотя в последние недели это вряд ли соответствует действительности. Нелла медленно наливает пунш себе в бокал и осторожно, словно пробуя на вкус ход беседы, отпивает.

– Ее мать была очень деятельной.

Якоб с любопытством поворачивается к Нелле:

– Деятельной?

– Я всегда считала, что лучше жениться на деятельной женщине. Здоровой, интересной. Все эти качества можно назвать избытком духа. Но они необходимы в нашем мире, в нашем городе, сеньор. Никому не нужна слабая больная женщина.

– Никому, – соглашается Якоб. – И все же мать Теи умерла в родах.

Нелла хватается за край ложи. От бессердечности происходящего ей хочется сломать ножку бокала, но она заставляет себя сохранять спокойствие.

– Случилось огромное несчастье. – Вдруг она словно оказывается в той комнате, рядом с Корнелией, восемнадцать лет назад, и с ужасом наблюдает, как ускользает от них Марин. – Ее мать была уже в возрасте для роженицы.

«Прости меня, Марин, – беззвучно шепчет Нелла. – Пожалуйста, прости. Ты бы поступила точно так же».

И сидя в роскошной театральной ложе Якоба, стыдясь собственных слов, Нелла вдруг понимает, что на самом деле часто говорит как Марин. Будто черпает воду из глубокого колодца, который та оставила после себя. Это упорство, это хладнокровное правдоподобие, под которым скрывался такой полет фантазии.

«Хочет ли Якоб, чтобы я продолжала? – недоумевает Нелла. – Ему действительно это интересно? Или он хочет, чтобы я прикусила язык-помело и дала ему спокойно допить пунш?»

Нелла дрожит, словно вокруг гуляют сквозняки особняка на Херенграхт. Возможно, для Якоба ван Лооса все очевидно. То, как она сколачивает жалкие декорации, чтобы произвести впечатление на ухажера, ошеломленного настоящим представлением внизу. Но Якоб держится так, будто это обычный разговор. Нелла мысленно упрекает себя и выпрямляется, думая о бухгалтерских книгах, в которых существенно сократилась статья доходов, потому что теперь они не могут рассчитывать на плату от ОИК. Еще меньше возможностей. И все‐таки: Марин бы поступила так же.

– Тея слишком особенная, чтобы гнить на Херенграхт, – откровенно говорит Нелла.

Ее слова так же прямолинейны, как и его. В них есть правда. Они заставляют Якоба посмотреть на Неллу.

– Я заметила, – продолжает она, расправляя вокруг себя юбки, – что Тея всегда с удовольствием посещает спектакли, которые заканчиваются свадьбой.

– Вот как?

– Да. И, полагаю, она готова. Она этого хочет. Сама не скажет, но если найдется подходящий мужчина, Тея выйдет замуж. И этому мужчине очень повезет.

– Воистину повезет.

Нелла лихорадочно соображает. Куда подевалась племянница? Она вспоминает, как Якоб, войдя в холл, запрокинул голову и восхищенно разглядывал их тромплей.

– Разумеется, Тея – единственная наследница, – говорит Нелла.

И снова долгое молчание. Нелла ждет, едва дыша. Достаточно ли до́ма в лучшем районе города, чтобы убедить Якоба?

– То есть она унаследует недвижимость на Херенграхт.

– Да.

– Не сомневался. – Якоб неотрывно смотрит в зал, выражение лица непроницаемо. – Но как вы считаете, мадам Брандт, что может порадовать Тею кроме походов в театр?

Нелла колеблется. Уже несколько лет она понятия не имеет, что делает Тею счастливой.

– Считаю, что джентльмену, которого волнует этот вопрос, лучше спросить об этом саму Тею.

Якоб бросает взгляд на пустующее место девушки. Ее нет уже долго, и Нелла начинает волноваться.

– Я не очень люблю театр. Предпочитаю кровь и плоть подлинной жизни. И все же я вижу, как Тея наслаждается этим. – Якоб делает паузу. – Вы бы назвали Тею… девушкой с причудами?

– Отнюдь. Вы достаточно проницательны, чтобы сами это видеть. Пусть Тея любит театральные постановки, она благоразумна. Возможно, она сильнее, чем другие девушки, испытывает на себе возможную жестокость общества.

Якоб задумчиво постукивает пальцем по перилам ложи.

– И театр – ее убежище?

Нелла закрывает веер и указывает на оставшуюся публику.

– А разве оно не для каждого, кто может себе позволить билет?

– Полагаю, да.

– Но Тея знает жизнь так, как не знают ее эти люди. В этом ее большое достоинство. Таковым оно будет для любого мужа.

Якоб хмурится:

– Я не хочу, чтобы моя жена была слишком искушенной.

Нелла заставляет себя не смотреть на него. Это он, а не она произнесла слово «жена», и оно повисло между ними словно столб света и жизни. Мира женитьбы, в который Якоб только что вступил.

– Тея не слишком искушенная, – говорит Нелла. – Она видит мир, но не погружается в него с головой. Как и подобает дочери знатных родителей. Вот поэтому она ходит в театр. Она держится на отдалении, в ней воспитано достоинство.

Якоб не отвечает. Нелла держится, ожидая, что будет дальше. Она прекрасно понимает, что вокруг есть невесты без всяких сложностей. Обыкновенные девушки, семьи которых – в сетях амстердамской элиты. Но Нелла помнит, что ван Лоос пригласил в театр именно ее племянницу.

– Странно, – замечает Якоб через некоторое время. – Когда ваша племянница уходит, все вокруг будто чуточку меркнет.

* * *

После спектакля Якоб настаивает, что обязан проводить их вдоль Кайзерсграхт. Нелла старательно отстает на несколько шагов, позволяя паре пообщаться наедине, но соблюдая приличия. Якоб внимательно слушает все, что говорит Тея, и со стороны они уже кажутся супругами, что неспешно прогуливаются, кутаясь в меха среди вечерней прохлады.

Когда Тея вернулась в ложу, она поспешила занять свое место, быстро улыбнувшись Якобу. Щеки ее раскраснелись, она явно догадывалась, что разговоры в ее отсутствие шли именно о ней. Может, именно за этим Тея и оставила наедине поклонника и тетушку? И вот теперь, после представления, Тея увлеченно взмахивает руками в холодном воздухе Золотой излучины. Якоб смотрит на нее сверху вниз, слушая возбужденную речь и принимая ее страсть. Нелла не теряет надежды, вовсе нет.

В окнах у входной двери горят свечи. Нелла не может понять зачем. Отто никогда не сидит на первом этаже один, а Корнелии эта комната не нравится. На миг женщине кажется, что