чём-то подолгу беседуя. Очень часто с наступлением темноты они садились в лодку и плавали по окрестным заводям, разглядывая кувшинки, рыбачили, ставили на ночь садки или просто лежали в лодке, любуясь зарослями тростника. Вьюнок посасывал трубку и наблюдал за пляшущей в воздухе мошкарой, а Белка притворялась, что ищет блох в своём пушистом хвосте.

Иногда случалось, что по реке мимо Гремящей мельницы проплывала лодка с людьми, но это бывало очень редко, потому что даже люди, казалось, боялись плотины Бантли. А однажды гномы видели, как вдоль берега, среди лютиков, ходил речной смотритель с длинным шестом в руке, и разбивал этим шестом гнёзда камышниц и поганок. Излишне говорить о том, что он не заметил гномов, а после его ухода Вьюнок и Белка спасли яйца – те, которые не были повреждены, – и вернули их птицам.

Со дня на день должен был начаться сезон рыбалки, ведь наступила середина июня, и Выдра сказала, что вскоре в окрýге появятся рыбаки, которые особенно любили места рядом с плотиной Бантли. Более того, Меум объявил, что «Джини Динс» теперь готова к выходу в море, и с каждым днём становилось всё более очевидно, что им снова пора отправляться в путь.

Короткие каникулы у летней реки прошли превосходно; Гремящая мельница казалась гномам заманчивой страной праздности и изобилия; люди сравнили бы этот край со Страной лотоса[36]. Но эти безмятежные дни не могли длиться вечно, и Вьюнок нутром чуял, что вскоре им придётся распрощаться со всеми обитателями Гремящей мельницы и продолжить своё путешествие – уже появились первые признаки того, что на подходе золотое время года.

Лютики на полях начали тускнеть, теряя свой первоначальный ярко-глянцевый жёлтый цвет, а отпрыски скворцов оставили родительские гнёзда – теперь они сидели в густой траве и громко и требовательно трещали на все лады. Бузина стояла в цвету – ещё один знак, а рожь и пшеница заколосились.

Многие молодые ласточки уже вылетели из гнёзд. Они целыми днями сидели рядком на крыше мельницы, без умолку вереща, и эта новая музыка задевала в глубине души каждого гнома какую-то чувствительную струну, вызывая странное беспокойство. Вьюнок, слыша щебет ласточек, вспоминал те осенние дни на Тополином острове, когда их выбросило на берег, а «Стрекоза» утонула. А затем зелёные деревья и заливные луга с сочной травой будто в одночасье поблёкли и увяли, и гном вспоминал об утренних туманах и первых золотых пятнах на кронах вязов.

Обитатели Гремящей мельницы теперь гораздо больше ценили весёлые вечерние трапезы и ночные посиделки, потому что каждый знал: время уже на исходе. Детёныши Выдры превратились в крепких молодых зверьков, плавающих и ныряющих не хуже своих родителей, а старший уже самостоятельно поймал свою первую рыбину. Однажды вечером Сипы созвали всех на чердак – посмотреть, как молодые совята встанут на крыло и совершат первый в своей жизни полёт.

Это были незабываемые минуты. Взволнованные родители сидели с птенцами на краю крыши и уговаривали дрожащих от страха совят довериться воздушной стихии. Детёныши Выдры в своё время вели себя точно так же – их первый заплыв заставил всех изрядно понервничать.

Долгое время младший совёнок отказывался сниматься с крыши, невзирая на все уговоры отца, госпожи Сипухи, Бена и его жены. В конце концов они попросили Вьюнка повлиять на юного птенца, используя свой огромный авторитет. Несколько ласковых слов, пара ободряющих жестов да обещание, что мамочка поймает ему большую жирную мышку и не будет заставлять ни с кем ею делиться, – и робкий комочек перьев с отчаянным уханьем сиганул вниз.

Он пролетел несколько сотен ярдов и, перекувырнувшись через голову, приземлился в кустах бузины; совёнок тяжело дышал, но его восторгу не было предела.

Меум, который, как и все, с интересом следил за этим зрелищем, неожиданно пришёл в странное возбуждение. Увидев, как совёнок парит в воздухе, гном вдруг просиял и восторженно захлопал в ладоши.

– Вот если бы и мы тоже могли летать, – сказал он Вьюнку, – это было бы чудесно! Вот если бы и у нас были крылья!

Но Вьюнок не разделял его энтузиазма.

– Мы не созданы для того, чтобы летать, – проворчал он. – Крылья? Нет уж, спасибо! Я хочу чувствовать под ногами твёрдую землю.

Но после этого Меума частенько можно было увидеть сидящим в углу с записной книжкой и карандашом в руках; в такие минуты он ни с кем не разговаривал – казалось, он полностью отрешился от мира.

Белка, глядя на это, шепнула Вьюнку:

– В голове у Меума родилась какая-то новая мысль. Я видела, каким было выражение его лица, когда он наблюдал за полётами совят. Уверена, он работает над новым безумным проектом, попомни мои слова!

Глава 15

Поднять якорь!

Очень сомневаюсь, что Вьюнку приходила в голову мысль о том, чтобы отказаться от продолжения путешествия на «Джини Динс», когда он в одиночестве бродил по этим чудесным краям в тихие вечерние часы. Это маловероятно. Если гномы говорят, что собираются что-то сделать, они это делают. Но я не берусь утверждать наверняка, что Вьюнок не испытывал такого соблазна. Думаю, вспоминая их прежнюю жизнь на берегах Причуди, Вьюнок прекрасно понимал, что эта уютная заброшенная мельница в окружении лесов и лугов, на берегу реки, где в изобилии водилась крупная рыба, с такими приятными соседями, была хорошим местом для жилья. И обитатели здешних мест тоже стали относиться к гномам как к своим. Хорошие друзья – крепкие узы, и Вьюнок это знал. Он сознавал, что чем дольше гномы остаются здесь, тем крепче будут эти узы и тем труднее им будет вырваться отсюда.

Ещё никогда в жизни у Вьюнка не было возможности делать столько добра, приносить столько пользы и помогать всему этому милому маленькому народцу, который ползает и бегает, ходит и летает, чьё существование так сильно зависит от капризов погоды и превратностей судьбы. Своими добрыми делами и благородными поступками Вьюнок завоевал сердца всех обитателей Гремящей мельницы и её окрестностей; это было поистине благословенное место, над которым, казалось, всегда светило солнце, и небо никогда не затягивали тёмные тучи.

Но люди, которые довольно бесцеремонно вели себя на берегах Причуди в последние годы, стали громко напоминать о своём присутствии даже здесь, в этом отдалённом уголке. Каждой ночью в тёмном небе загорались странные огоньки, которые зловеще покачивались из стороны в сторону, словно кадила священников. Темноту пронзали узкие лучи света, которые вспыхивали за горизонтом, обшаривали ночное небо и словно заигрывали со звёздами;