Шрифт:
Закладка:
И за этим ритмом образ Марины терялся, размывался… Зато вспомнились Сонька и мама с папой. Сонька смеялась и просила меня поиграть с ней в куклы. Потом вспомнился Арик, как мы с ним чудили в супермаркете, подсовывая покупателям иллюзии вместо товаров. Потом вспомнился Дёма, как он карабкался по лесенке на мою кровать, как тёрся об меня и мурлыкал. И я понял, что очень сильно соскучился по своему котёнку.
И едва я это понял, как услышал шебуршание возле двери.
Я сначала даже не поверил своим ушам, но потом прислушался – под порогом мяукал Дёма. Мяукал и просился внутрь.
Я конечно же вскочил и кинулся к двери. В душе я испытывал огромную благодарность и к Артёму, и к Григорию Ефимовичу за то, что они не заперли меня. И вот теперь я мог запустить котёнка.
Едва я приоткрыл дверь, как Дёма проскользнул внутрь и тут же по штанине забрался мне на руки. Я, конечно, подхватил его, он на радостях начал ластиться и мурлыкать. Мне стало так тепло на душе, как будто я был не в комнате наказаний, а у себя дома на диване.
Вместе с котёнком я прошёл туда, где сидел до этого. Уселся, продолжая поглаживать мурлыкающего Дёму. Но не сиделось. Я встал, походил по комнате. Потом отпустил Дёму и принял упор лёжа.
Отжиматься было в удовольствие. Двадцать раз – легко. Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять…
Прошлый раз, когда мы с Николаем отжимались, я еле дотянул до двадцати трёх и повалился без сил. Сейчас же, после двадцати семи отжиманий мне всё равно не сиделось на месте. Я поприседал, побегал на месте, попрыгал…
Дёма всё это время сидел на столе, куда я его посадил, чтобы не наступить нечаянно. Он щурился и наблюдал за мной. Мне даже казалось, что с одобрительной улыбкой.
А я вспомнил, как ребята стекали с острия атаки, и принялся тоже типа стекать. Я представлял направленное на меня остриё и уходил, убирал своё тело с пути воображаемого противника. У меня так ловко получалось, что ни разу «враг» не достал меня.
Понятно, что скорость воображаемой атаки была небольшой, и я мог отреагировать, и направление «видел» точно, потому что сам задавал его. И я прекрасно осознавал, что это скорее игра, чем действительно серьёзная тренировка, но, во-первых, мне надоело просто так сидеть и хотелось двигаться, во-вторых, я старался почувствовать энергетические потоки внутри себя, увидеть, как течёт движение, а в-третьих, мне просто было в радость двигаться.
Я даже усложнял, экспериментировал: представлял направление атаки под разными углами, представлял одновременно две или три атаки и старался уйти, смотрел, как движутся воображаемые потоки, и как реагирует моё тело. А Дёма мурлыкал, будто был моим тренером.
Да, я понимал, что это просто игра! Но мне нравилось двигаться. Да и делать больше нечего было. Я чувствовал себя крутым боевым магом и лихо разделывался со всеми «врагами», когда открылась дверь и вошёл Артём. Я не сразу его заметил. Когда увидел, он стоял в дверях и с интересом наблюдал за моими попытками стечь с острия атаки самой Мораны. Конечно, у меня «не всё получалось», и я повторял снова и снова. Потому что с Мораной надо быть особенно точным…
Когда я увидел Артёма и остановился, он сказал:
– Ну хоть так…
Я сделал вид, что ко мне его слова не относятся, подошёл к столу, взял Дёму и повернулся к Артёму.
– Что, можно идти уже? Или ещё нет?
– Можно, – ответил Артём. – Пошли ужинать.
Я не стал заставлять себя уговаривать, потому что желудок тут же отозвался на слова Артёма.
Когда мы вошли с ним в столовую, и кадеты, и наши парни уже сидели за столами.
Артём сразу прошёл к раздаче, а я замешкался у входа. Как-то я про кадетов совсем забыл и теперь растерялся немного.
– Смотрите-ка, спаситель мира со своим верным другом и соратником котёнком пришёл, – засмеялся кто-то из кадетов.
Как я сразу их всех возненавидел! Мало мне Николая, так ещё и эти будут доставать.
– Котики рулят! – ответил Воронко, и кадеты заржали.
– Вы не понимаете! – продолжали глумиться кадеты. – У него кот, как в Шреке – сделает глазки, и вражеская армия будет деморализована.
– Так выходит, наш спаситель мира – Шрек? – предположил Воронко.
И снова все кадеты заржали.
И тут встрял Николай.
– Он, может, и Шрек, а ты точно осёл!
Что тут началось! Воронко подскочил, остальные кадеты задержались на доли секунды. Николай тоже подскочил, и все наши с ним вместе! Казалось сейчас начнётся настоящее побоище!
И тут раздался крик, аж уши заложило:
– А ну сели!
Парней просто сдуло. Кто-то попадал на стулья и скамьи, а кто-то вообще мимо. Причём не просто промахнулся, а перелетел.
Я отскочил и аж в дверь упёрся. Точнее, в косяк. Потому что если бы в дверь, то вылетел бы вверх ногами вместе с дверью в коридор.
Посреди кухни стояла Агафья Ефимовна, руки в боки, и с таким видом смотрела на всех, что все пацаны, включая кадетов, быстренько расползлись по своим местам.
– А ты чего стоишь? – напустилась на меня Агафья Ефимовна. – Особое приглашение надо?
Она совсем не была похожа на ту несчастную женщину, которую я успокаивал несколько часов назад и из-за которой провёл в комнате наказания, скажем так, не самое плохое время.
Я поспешил поставить Дёму на пол, взять разнос и подойти к раздаче за порцией гречневой каши с гуляшом и за стаканом киселя с ватрушкой.
Агафья Ефимовна спокойно и с достоинством вернулась к кастрюлям, по своему обыкновению плюхнув еду мне в тарелку.
А потом я нёс разнос к столу и думал о том, что это вообще такое было? Она ж только крикнула, а нас разметало, как будто она дубиной махнула. И ощущение, кстати, такое же – словно она не слабо в грудину приложила. Я и не представлял раньше, что такое в принципе возможно.
Может, если бы я в комнате наказаний не проиграл несколько часов с тенью, пытаясь почувствовать энергетические потоки, то и не заметил бы, но тут явно были использованы те самые энергетические потоки. Вот бы научиться так раскидывать врагов, меня бы тогда никто не смел доставать, ни Николай, ни кадеты, ни пацаны в школе, из-за
