очнулась от настойчивого стука во входную дверь. Тарабанили, кажется, уже пару минут. – из-за музыки гости не сразу заметили шум. Последним затих пианист: оборвав пассаж на середине, он безжизненно уткнулся лбом в пюпитр, словно игра лишила его последних сил.

– Мадам, откройте же наконец, Бога ради!

Скривившись, Жанна нервно одернула воротник платья и, рассекая воцарившуюся тишину, пошла в прихожую.

Никто из присутствующих не решался заговорить первым. Изредка слышалось чье‑то покашливание или громкие выдохи. Внезапного посетителя так и не разглядели, но, судя по сиплому голосу, то был старик лет семидесяти.

– Что вам угодно, месье? – спросила Жанна почти с вызовом.

– Прошу прощения за беспокойство, мадемуазель, но у вас всегда собираются лучшие умы Парижа… – Дрожащий от возраста голос затрепетал еще сильнее. – Нет ли среди ваших гостей врача?

На несколько секунд хозяйка вновь заглянула в комнату. Зрительно пробежалась по всем, остановившись на Леонарде с Пласидом, и затем вновь скрылась.

– Нет, подобной чести мне сегодня не оказывали. Однако вы так и не ответили, что стряслось.

И снова тишина. Многие вытянули от любопытства шеи. У всех на лицах читалось, как боялись они пропустить из разговора хоть слово.

– Дело в том, что… сложно сказать, было ли то преднамеренно…

У Хелены, так и стоявшей в центре комнаты, интерес перетекал в гнев от нетерпения.

– Из окна соседнего дома человек выпал. Мы лишь надеялись, что есть надежда помочь ему чем‑нибудь.

Если Жанна и ответила на реплику старика, ее не услышали. Комната взорвалась множеством голосов, зазвучавших разом. Проведшие вечер обособленными компаниями, гости теперь обернулись единой неконтролируемой толпой. Женщины бросились искать свои шали, что оставили перед танцем на стульях; мужчины, путаясь в ногах и извиняясь друг перед другом, принялись поднимать трости и шляпы. Кто‑то подбегал к окну, затем сразу устремлялся в парадную. Особенно Хелене запомнилось отдельное «Как интересно!» в миг, когда, влекомая образовавшейся давкой, она оказалась на лестнице.

* * *

Оказалось, на улице уже стоял глубокий вечер. Небо было затянуто мглой и окрашено в гнетущий бурый, лишь отдельные красные пятна затухали у горизонта где‑то вдали. Попав на улицу, Хелена потерялась от внезапного полумрака и ночного июльского зноя. С силой протерев веки и постояв несколько в нерешительности, она все же спустилась с крыльца.

Народу успело набежать довольно много, притом по большей части местных. Пара десятков людей в добротных, но все же явно домашних платьях толпились кольцом у соседнего дома. Раздавались иногда отдельные причитания и восклицания, но определить общее настроение собравшихся было трудно.

Некоторое время Хелена робко стояла у всех за спинами. Потом ее схватили за руку.

– Забавно, что вы это не предвидели, – зазвучал над ухом голос месье Реверди, когда мужчина вытолкал ее в первые ряды. Где‑то неподалеку уже очутились Дуэйн, Жанна и еще несколько ее гостей.

В центре образовавшегося круга лежал какой‑то мужчина. На брусчатке под ним виднелось темное, еще не высохшее пятно с множеством брызг, а его руки были неестественно выгнуты. Однако ничего странного и тем более страшного в фигуре Хелена не находила. При других обстоятельствах погибшего и вовсе можно было бы принять за пьяницу, уснувшего посреди площади.

Если приглядываться, то было видно, что голова человека была уродливо сдавлена, как у кожаного мяча. Рот был приоткрыт, вперед выдалась нижняя челюсть. Подобно большинству присутствующих, Хелена судорожно переводила взгляд с его скрытого мраком лица на казавшееся нетронутым тело.

«Может, все же не умер? Просто тяжелый перелом?»

Наконец в одном месте кольцо расступилось, и к телу прошли двое служащих с носилками. Они перебросились несколькими тихими фразами, приподняли у трупа ладонь, – та выскользнула и упала обратно.

Врачи стали поднимать тело. Хелена хотела зажмуриться, но не смогла. И тысячу раз она затем жалела, что так и не отвела глаз, что не закрылась руками, не убежала. Что не вырвалась у Ива сразу, как тот ее потащил, что вообще вышла из дома.

Труп приподняли за ноги. С сюртука в ту же секунду заструились темные капли, и пятно превратилось в стремительно растущую лужу. Наконец, тело погрузили почти целиком, но затем…

Хелена помнила лишь, как она до хрипоты закричала.

Один из служащих аккуратно взялся за голову мертвеца, затем потянул на себя. И от прикосновения череп треснул. Уже явно до того проломанный, он мягко разъехался на две части. Будто створки разваренной устрицы. Захлебываясь ужасом, Хелена смотрела, как вытекает оттуда все та же темная жидкость.

– Думаешь, и правда из окна выпал? – спросил откуда‑то справа Ив.

– Не похоже. Скорее, с крыши, – с равнодушием ответил Дуэйн.

Голова покойника теперь свисала с носилок. Ткань переноски, обувь близко стоящих зевак, камни площади – все покрылось темными красными пятнами.

Хелена рыдала, задыхаясь от слез и подступающей рвоты. Тело било крупной дрожью, ее бросало то в жар, то в холод. Мечась взглядом от носилок к толпе, мадемуазель де Фредёр искала в чужих лицах поддержки. И тем сильнее был страх от равнодушного вида ее спутников.

Со смесью раздражения и брезгливости Жанна теребила пуговицу на своем воротнике, месье Реверди стоял с выражением вялого интереса. На лице мистера Вудвилла, столь неуместно жавшегося к нему, и вовсе заметна была легкая улыбка.

– К-как же… Как это могло произойти?! – Хелена сорвалась на крик.

Жанна лишь цокнула языком. Дуэйн с заметной усмешкой в голосе спросил:

– Не находите ли сходства «Мозгов ткача» [41] с их действительным воплощением, мисс?

От его слов Хелена опять ударилась в истерику, от надрыва почти сложившись вдвое. Она почувствовала, как ее поднимают и вновь куда‑то тянут. То были отец и месье Барош: проталкиваясь сквозь зевак, они с трудом удерживали девушку на ногах, – она все норовила рухнуть прямо на площади. С теми же усилиями мужчины почти втолкнули плачущую Хелену в экипаж, где уже сидел Леонард. Знакомые скомканно распрощались, и карета тронулась.

* * *

Ехали они почти в полной темноте. Временами лица освещались тусклым желтоватым светом уличных фонарей, но затем вновь погружались во мрак. Пласид с горечью смотрел на дочь, которая сотрясалась в рыданиях и постоянно твердила «Как это могло произойти». Успокаивать ее он уже давно перестал – слишком быстро стало очевидным, что успехом его попытки точно не увенчаются.

Леонард нервно покачивал ногой и наблюдал за Хеленой. Впоследствии так и не выяснилось, подходил ли тот к трупу, но на лице его не отпечаталось и тени душевного потрясения или даже волнения. Наконец он молча достал из кармана и протянул мадемуазель де Фредёр небольшую флягу. Сначала девушка