услышанное. Одно дело, внимать слухам о запятнанном кровью дворце, носимому ветром шепоту, и совсем другое — верить показаниям свидетельницы, если, конечно, Кюнхи говорит правду. Но зачем ей лгать?

— Когда это произошло?

— В прошлом году. В первый лунный месяц.

Лицо Оджина омрачила тень.

— А что сделали с телом жертвы?

Из ее груди вырвался похожий на кашель всхлип:

— Я… я не знаю. Кто-то где-то его спрятал. Я ни в чем не виновата! Ну что нам было делать? Я просто-напросто прислуга. Никто на моем месте не осмелился бы пойти против наследного принца. — Ее взгляд обратился на меня, он казался диким от переполнявшего его чувства вины. — Вы тоже не смогли бы перечить ему. Не попытались бы его остановить!

— Конечно нет, — прошептала я, и где-то в глубине души я в это верила.

— С тех самых пор, со смерти той медсестры, — продолжала медсестра Кюнхи, — мы пытались отыскать ее тело. И похоронить, как положено. Мы с Арам… мы несколько раз обошли горы, но ничего не обнаружили.

Груз свидетельства медсестры Кюнхи давил на нас, мою нежную кожу, словно льдинки, покалывал ужас.

— А как звали медсестру? — спросила я. — Ту, которую… — Я не смогла закончить предложение. Ту, которую убил принц.

— Это была медсестра Хё-ок.

Я покачала головой — я никогда прежде не слышала этого имени.

— Медсестра Кюнхи, — Оджин говорил тихо и почти заботливо, — хочешь рассказать что-нибудь еще?

— Я… — Она посмотрела на свои ладони. — Я вспомнила, что одолжила медсестре Хё-ок свой носовой платок. Мне не хотелось, чтобы эта улика привела ко мне, и потому еще до того, как тело исчезло, я вернулась обыскать ее карманы и нашла записку.

— Записку?

— Это… это была записка, адресованная врачу Кхуну.

Мне под ребра кинжалом вонзился шок.

— Врачу Кхуну? — переспросила я.

Кюнхи снова посмотрела на меня.

— Медсестра Хё-ок — его мать.

— И что было сказано в записке?

— Н-не знаю. Я сразу же сожгла ее.

— Все ты знаешь, — возразил Оджин. — Должна знать. Уверен, ты не могла не прочитать ее.

Взгляд медсестры метался из стороны в сторону, а потом она наконец проговорила:

— Это была самая обычная записка.

— И что в ней было сказано? — продолжал допытываться Оджин.

Посомневавшись еще немного, медсестра ответила, и говорила она так тихо, что я едва слышала ее:

— Она написала: «Кхун Муён, я беспокоюсь о тебе — ведь ты давно не говорил со мной. Ты избегаешь меня во дворце, не желая, чтобы тебя видели с матерью». — Глаза Кюнхи затуманились, взгляд стал испуганным и отрешенным. — «Говоришь, что стал взрослым и не желаешь прослыть маменькиным сынком. Но, подобно ребенку, ты дружишь с незрелыми юнцами, любящими выпивать и распутничать. Я предупреждала тебя, что не нужно водить дружбу с подобными людьми…» Вот и все.

Я наклонила голову, чувствуя, что за этими словами кроется что-то важное. Но не могла понять, что именно.

— Вы с медсестрой Арам знаете врача Кхуна? — спросил Оджин.

— Да. Хотя и недостаточно хорошо — мы видели его всего один-два раза. Но придворная дама Анби всегда говорила о нем, когда мы оказывались с ней наедине.

— А ты знаешь медсестру Инён? Ту, которая рассказала о резне? — спросила я и поспешила добавить: — Или же мою наставницу, медсестру Чонсу. Она работает в Хёминсо.

Кюнхи задумалась, нахмурив брови.

— Не думаю. Эти имена мне незнакомы.

Мы все замолчали, слышно было только, как журчит в реке вода, и тут я разглядела силуэты двоих полицейских, плывущих к нам в лодках.

— Они уже здесь, — сказал Оджин.

— Пожалуйста! — вскочила на ноги Кюнхи. — Пожалуйста, не рассказывайте командиру о принце. Я слышала, что крестьян убивали за клевету на королевскую…

— Не расскажу, — твердо пообещал он. Но когда Кюнхи поковыляла к живой изгороди, пробормотал еле слышно: — Пока не расскажу.

Я посмотрела на него, и он ответил на прочитанный им в моих глазах вопрос.

— Если она говорит правду, — сказал Оджин очень тихо, чтобы услышала его одна я, — то принца необходимо остановить.

— Но как? Что, если король предпочтет замять это дело? Наследный принц, убийца он или нет, все же его сын. И его прегрешения плохо скажутся на всей семье.

Решительный взгляд Оджина стал еще тверже.

— Партия старых. Они очень влиятельны и всеми силами стремятся избавить королевство от принца. Его идеи слишком революционны для них, он твердо намерен перераспределить власть в пользу других партий. Если я предоставлю партии старых неопровержимые доказательства того, что его высочество совершил несколько жестоких преступлений, они съедят его заживо. Для того чтобы настроить короля против сына, надо достучаться до его приближенных.

Мне не понравилось услышанное. Я провела рукой по горлу, внезапно возжелав, чтобы все это оказалось ночным кошмаром. Я начала помогать Оджину, потому что считала, что смогу отыскать правду, не лишившись при этом жизни. Но вспомнила вдруг о предупреждении госпожи Хегён. Она молила не допустить уничтожения королевской семьи.

С моих губ готово было сорваться заявление о том, что я не желаю больше помогать Оджину, что расследование становится неуправляемым. Но тут в голове у меня всплыло одно воспоминание.

— Я вспомнила, — прошептала я, — вспомнила, почему имя медсестры Арам показалось мне таким знакомым.

Оджин нахмурился:

— Почему?

О ней упоминала госпожа Хегён.

— Она была шпионкой госпожи Мун. — Мое сердце колотилось как сумасшедшее; мне было страшно, но я не могла отвести взгляд от светящейся нити, соединявшей этих двух женщин. — Придворная дама Анби и медсестра Арам — обе они были шпионками.

Судя по выражению лица Оджина, он думал о том же самом: смерть одной шпионки могла быть случайностью, но смерть сразу двоих?

Подобрав подол юбки, я поспешила к медсестре Кюнхи. Она сидела и смотрела на реку.

У меня перехватило дыхание.

— Я задам тебе еще один, последний, вопрос. Ты шпионила для госпожи Мун?

Ее губы вытянулись в нитку, глаза потемнели.

— Госпожа шантажом заставляла нас шпионить. Она каким-то образом прознала о том, что мы сделали — или, точнее, не сделали.

Я чуть не ахнула. Госпожа Мун была склонна к шантажу. И отчего-то я была уверена, что, когда принц в прошлом году убил и обезглавил медсестру, придворная дама Анби побежала за советом к своей повелительнице. И госпожа Мун тут же сообразила, как обратить эту кошмарную историю себе на пользу.

* * *

— Подожди меня в харчевне.

Я подняла глаза на Оджина. Он смотрел на толпу недужащих крестьян, собравшуюся в Хёминсо у седьмой раздвижной двери справа. В этой комнате он поселил медсестру Кюнхи, и теперь ее охраняла полиция.

— Я должен