— Мы посмотрим, действительно ли ты это имеешь в виду, правда?

Повернувшись, он направился к открытому шкафу на другой стороне комнаты. Я безуспешно пыталась освободиться от ремней, когда он исчез внутри.

— Подожди, куда ты идешь? Ты должен отпустить меня.

Он был в обтягивающих боксерских трусах, когда появился, с парой джинсов в руках.

— Я собираюсь поработать несколько часов. Не волнуйся, я вернусь.

Он влез в джинсы, его мышцы бугрились и двигались, пока он одевался.

— Не смей оставлять меня здесь, придурок.

Я была в беспорядке, пульсирующая и мокрая. Запах секса — от меня — тяжело висел в воздухе. Мне нужны были свободные руки, чтобы найти облегчение.

— Ты готова умолять?

— Нет, — крикнула я. — Время, проведенное в подземелье, сделало тебя плохо слышащим?

— Упоминать подземелье неразумно, Джианна. — Нахмурившись, он снова полез в шкаф.

Я не могла удержаться, чтобы не подколоть его.

— Почему? Не нравится, когда тебе напоминают о том, как с тобой так обращались?

— Потому что это напоминает мне о том, как сильно я хочу отомстить твоему шурину, а ты — это орудие мести.

Когда он вернулся, то уже натянул футболку, но она была дорогой. В своих дизайнерских джинсах, дорогих часах и с мокрыми растрепанными волосами он выглядел как модель с обложки. Я насмотрелась на них в Милане, когда работала на Доменико. Энцо мог бы украсить обложку любого мужского журнала.

Но именно уверенность в его плечах, твердая линия подбородка выделяли его как опасного человека. Кого-то безжалостного. Это была не избалованная крыса из спортзала, это был хладнокровный убийцаубийца.

Убийцей, которого я отчаянно хотела трахнуть.

Боже, что со мной было не так?

— Я хочу вернуться в клетку, — попыталась я. По крайней мере, там я могла бы пользоваться своими руками и не чувствовала бы его запаха вокруг себя.

— Нет. — Он подошел и встал на край кровати, ближайшей ко мне. Один кончик пальца потянулся, чтобы медленно провести по напряженной точке моего соска. Я попыталась вывернуться, отказывая себе в удовольствии, но только поранила запястья. Он усмехнулся, ублюдок. — Я думаю, что буду держать тебя прямо здесь, ждущей и готовой для меня. Вуаля, micina — котенок.

Он что серьезно? Мое тело было как натянутая проволока, натянутая и на пределе. Прежде чем я успела испепелить его взглядом, он повернулся и направился к двери. У меня отвисла челюсть. Он действительно собирался оставить меня вот так?

— Не смей уходить, Д'Агостино! Клянусь гребаным Богом, я заколю тебя при первой же возможности, если ты выйдешь отсюда!

— Я надеюсь, что ты это сделаешь, — бросил он через плечо. — Вид крови возбуждает меня.

Глава двенадцать

Энцо

Держа напиток в ладони, я облокотился на перила и смотрел, как яхта рассекает голубую воду. Мы направлялись на юго-запад, прочь от Канн и к открытой воде. Я думал о Джие, прикованной к моей кровати, ее киске, плачущей и набухшей, и все, на чем я мог сосредоточиться, это на том, чтобы засунуть свой член в эту тугую влажную дырочку.

Никто бы не осудил меня за то, что я взял ее. Учитывая мою историю с Раваццани, они, вероятно, ожидали этого. Но я не стал бы торопиться. Будет гораздо приятнее, если она захочет.

Мне нужно было сломить ее, завоевать ее, пока она не сделает все, что я попрошу — отсосет, будет трахать меня, умолять меня. Мне нужен был ее разум, а не тело. Она должна была стать моей маленькой игрушкой, моим маленьким питомцем. От одной мысли о такой покорной Джианне у меня болели яйца. Раваццани будет противно смотреть, как его свояченица унижается ради меня, а именно этого я ждал больше всего.

Я потягивал свой напиток и пытался очистить мысли, пока ветер трепал мои волосы. Мне не нравилась моя реакция на нее. Она должна бояться меня, бояться того, что я могу с ней сделать, но она ругалась и проклинала меня при каждом удобном случае. Ни одна женщина никогда не вела себя так со мной. Они знали мою работу, мою репутацию. Они всегда делали то, что я говорил, без лишних вопросов. И все же Джиа продолжала давить на меня, укорять меня.

Неужели она не понимала, как опасно меня заводить?

Правила и границы для меня ничего не значили, а после побега из подземелья я даже не зналзнал, как их соблюдать. Я постоянно балансировал на грани рассудка. Моими единственными целями были защита семьи и месть Раваццани любыми средствами. Мне было наплевать на чувства Джии и ее комфорт.

Ты видишь, как я возбуждаюсь, глядя, как ты дрочишь свой большой член?

Она выглядела так идеально, стоя на коленях у моих ног. Именно там, где ей и место. Я заставлю ее заплатить за то, что она слишком быстро выдавила мою сперму из яиц.

Дверь за мной открылась, и на палубе появились мои братья.

Массимо выглядел растрепанным и похмельным, как будто Вито только что вытащил его из постели.

— Уже пьешь? — спросил Вито, когда они оба прислонились к перилам рядом со мной.

— Не дай мне почувствовать запах, — сказал Массимо, отворачивая голову. — Или меня стошнит через перила.

Я посмотрел на своего младшего брата.

— Тебе следует прекратить пить и употреблять так много.

— Это говорит человек, который пьет в десять утра.

— Я могу делать все, что захочу, — огрызнулся я. — Для тебя это не одно и то же. Алкоголики и наркоманы становятся неряхами. Когда ты становишься неряхой, ты умираешь.

— Ma dai — Ну же, Энцо. Мне можно развлекаться время от времени.

— Определись с «время от времени». Судя по тому, что я вижу, это каждый день.

Массимо оттолкнулся от перил и повернулся.

— Я возвращаюсь в постель, пока меня не стошнило.

Когда мы с Вито остались одни, он сказал:

— Постарайся не быть к нему слишком строгим. Ему скучно и не хватает прежней жизни.

— Мне плевать, по чему он скучает. Ты думаешь, я не скучаю по Луке и Николе? По нашей сестре? По моему дому? Я пытаюсь сохранить нам всем жизнь.

Вито поднял руки.

— Я знаю это, но он молод. Ты помнишь, каким ты был в этом возрасте. Все дело в том, чтобы доказать свою правоту и выслужиться.

Для меня это было не так. Я все еще был под отцовским началом, пока он выковывал из меня человека, которым хотел видеть: безжалостного и беспощадного. Безжалостным убийцей. В основном ему это удалось. Чтобы завершить работу, потребовалось пять