отношение к нему не торопился. Было интересно слушать дебаты учёной братии, приводящей разные аргументы в пользу своих идей. Особенно запомнился ему последний перед спуском на яйцепланету спор спутников, в котором участвовали и члены экипажа.

Никита и в нём не принимал участия, подтвердив тем самым мысль Антона о получении предупреждения от капитана.

Спор завёл сам Лог-Логин, заговорив с компьютером, когда тот показал снимки «готики», кольцами окружавшей плоские днища в центрах разбившихся капель.

– Как ты оцениваешь эту геометрию? – спросил руководитель научной группы.

Стоум сделал солидную паузу, словно человек, долго размышлявший над сложными житейскими проблемами.

– Если принять как данность концепцию искусственного создания кольцевых структур, то их владельцы представляют собой разум негуманоидного типа.

– Согласен, – сказал Архип.

– А я нет! – заявил Бартош. – По каким критериям вы определили негуманоидность структур? Что это вообще такое? В космосе много объектов, которые выглядят как созданные искусственно, однако никто не говорит об их негуманоидности.

– Извините, друг Бартош… – начал компьютер.

– Подожди, Стоум, – остановил его Архип. – Ты правильно сделал оговорку, сказав «если». То есть если те кратеры с ломаными валами можно принять за искусственные сооружения. Да, они и в самом деле выглядят необычно, и шанс искусственности к параметру естественности можно приравнять, наверно, как пятьдесят на пятьдесят.

– Я не об этом, при чём тут негуманоиды? Вы хотите сказать, что кольца созданы не людьми?

– Ни один образец человеческого искусства, – заговорил Стоум своим мягким выразительным голосом, – или трансформная механика не имеют явно выраженного налёта нелинейной готики. Даже самые известные земные сооружения типа собора Нотр-Дам и Святого Семейства. Разумеется, я опираюсь только на человеческие отзывы, отзывы специалистов. Готика южноазиатских строений являет собой геометрию хищников. И это не мой вывод. Здесь же все композиции и переходы, кстати, отнюдь не фрактальных форм создают общий психологический фон угрозы. Вы этого не почувствовали?

Антон вдруг поймал себя на мысли, что Стоум действительно оценивает состояние всех присутствующих на борту пассажиров не просто как собеседник, а как система, считывающая эмоции людей ради их же защиты. Компьютер ничего не выдумывал.

Бартош хмыкнул:

– Надо посмотреть своими глазами… Архип Владиленович, а вы по каким критериям оцениваете негуманскую архитектуру?

– По таким же, что и вы, Бартош Карлович, – весело отозвался учёный. – Мы оба учились у одного и того же мастера – Всеволода Шапиро. А он всегда давал точные формулировки своим теориям и личностным оценкам. Правда, я с ним не всегда соглашался.

– По каким темам?

– Это долгая история, – сказал Антон. – Нет времени. Я отвечу коротко: Всеволод считал человечество самым хищным из отрядов разума, населивших Вселенную с момента Фазового Перехода.

– Какого перехода? – послышался озадаченный голос Щёголева.

– У нас в ходу сложившийся стереотип под названием Большой Взрыв.

– При чём тут переход?

– Минуту, парни, – сказал Антон, видя, что дискуссия отклоняется от реальности, – не теряйте времени, о Большом Взрыве и мнениях Шапиро поговорим позже. Прошу всех закончить расчёты. Перед тем как покинуть этот чудесный уголок скопления, мы прогуляемся по объекту…

– Можно я дам имя? – послышался неуверенный голос Никиты.

Антон усмехнулся:

– Валяй.

– Круглый Куб.

Раздался смех.

Судя по реакции Голенева (Лихов видел его, прохаживающегося по рубке), он тоже улыбался.

– Не поняла смысла, – проговорила Майя. – Где ты увидел круглый куб? Это что, прикол?

– Нет, просто в голову пришло, – смущённо ответил оператор.

Смех вспыхнул с новой силой.

Обещанная экспедиция к странной планете, название которой предложил Никита, состоялась через полчаса.

Полетели снова двумя группами на двух катерах: с Антоном пятеро, с Архипом шестеро.

Его «големом» управлял гордый своей миссией Никита. Каким бы невыдержанным на язык оператор технических систем ни был, специалистом он являлся отменным.

Преодолев неловкость, Антон подошёл в посту управления к Дарье, спросил, стараясь выглядеть как обычно, не хочет ли она прогуляться по Круглому Кубу, и получил лаконичное «нет».

Заколебался было, подумав об Олеандре, но всё-таки тот же вопрос задал и ей.

Девушка неожиданно согласилась, с искоркой удивления и благодарности посмотрев на майора, отчего на душе рассеялось облачко осуждения самого себя. Жизнь не раз доказывала людям горькую истину, что сердцу не прикажешь, да и не было между ним и Дарьей каких-то страстных «жить-не-могу-без-тебя». Но так не хотелось никого обижать…

И тем не менее Олеандру он послал с командой Лог-Логина.

Сверкающие в свете близкой звезды каплями крови катера оторвались от корвета: протокол «Z», защита «зеркалами», отражающими все виды жёсткого электромагнитного излучения, готовность к бою степени «двойка». Стоум по-прежнему не фиксировал в системе скрытых источников опасности, но Антон не пошёл на поводу умозаключений об отсутствии «мёртвых рук» исчезнувшей цивилизации. Весь его опыт космоплавания в режиме ожидания тревог был накоплен именно при внезапном возникновении в космосе всяких коварных «ихтамнетов».

Сила тяжести на поверхности Круглого Куба оказалась вдвое ниже земной, поэтому после облёта яйцевидной глыбы появилась возможность прогуляться по ней на своих двоих. При полном соблюдении мер безопасности, разумеется. Команда Антона выбрала самый большой кратер с плоским дном, подвесила над ним два беспилотника и уже хотела произвести посадку, как рация «голема» принесла сразу два сообщения.

Первое принадлежало Стоуму:

– Командир, на северном полюсе (им считался более широкий торец эллипсоида) отмечаю наличие пустот в дне кратера.

Продолжил его Архип:

– Антон, мы нашли тут что-то необычное.

– Уточни где, – попросил Лихов.

– Северный конец яйца, даю пеленг.

– Идём к вам.

«Голем» развернулся и, развив скорость в тысячу километров в секунду, за три секунды доставил второй отряд к первому.

С высоты пяти километров стал виден плоский кратер в форме многолучевой звезды, окружённый иззубренным колючим валом застывшего навеки льда. Отсюда хорошо просматривались бахромчатые лепестки этого вала, действительно похожие на взметнувшиеся вверх на двести метров и застывшие прозрачными сталагмитами шпили. В центре серебристого даже в красном свете звезды дна кратера бликовал купол высотой около пятидесяти и радиусом в сто метров, из того же материала, из какого состояли лепестки вала. Конечно, это был не лёд и не стекло, а более сложный композит, по сути, «углеродная вода», пронизанная чёрными прожилками металла, в данном случае висмута. Но она была прозрачна как лёд или стекло, и лучи коричневого карлика играли на её наплывах красивыми переливами.

«Голем» Лог-Логина уже сидел на дне возле купола глыбой «красной ртути».

Компьютер катера посадил машину рядом. Космолётчики с радостными возгласами покинули «голем».

Голенев доложил, что корвет завис над кратером и хорошо видит разведчиков.

Антон скупо поблагодарил капитана, подумав, что должен был дать команду сам, а не дожидаться решения Виктора.

Выпустили многосуставчатых «сусликов», как космолётчики называли защитных ботов индивидуального использования. В принципе, у каждого пассажира корвета имелся такой «суслик», но Антон счёл ситуацию в данном месте неопасной и выпустил только четырёх.

Сойдя с трапа, он посмотрел под ноги, ожидая увидеть нечто вроде реголита или слоя пыли, но материал дна, пористый, как пемза, оказался твёрже, хотя и отсвечивал как серебро. Заметив его