Шрифт:
Закладка:
Эзра сует мне под нос карандаш; я обалдело беру его и наконец осознаю, что сижу перед плакатом. Сижу на ковре между столом и диваном. Ладно, будем считать, что я задумалась. Я действительно задумалась. Только не о спецвыпуске.
– Я по-быстрому в душ, – говорит Эзра. – У тебя все есть, что нужно?
Я хлопаю глазами.
– Эми? – смеется он.
Где мне взять хоть каплю разума? Похоже, я лишилась его полностью. Однако я киваю. И использую десять минут предоставленного мне одиночества, чтобы пойти на кухню и выпить залпом стакан воды, в надежде, что она поможет развязать узел в желудке.
Остаток вечера выдается таким же напряженным. По крайней мере для меня. После душа Эзра просто благоухает, и я готова уткнуться носом в изгиб его шеи.
Мы едим пиццу на террасе; Эзра для разнообразия болтает больше меня. Потом мы возвращаемся в гостиную. Эзра садится на диван перед плакатом и глядит на меня со своей вампирской ухмылочкой. И с таким видом, который может убедить кого угодно в чем угодно.
– Ты идешь?
Меня уже не спасти. Я могу думать исключительно о том, что хочу его.
Сажусь рядом, сохраняя дистанцию.
Эзра – и я со своей невменяемостью. Если бы люди размножались исключительно посредством партеногенеза! Тогда не требовалось бы участия мужских особей. И секса. Секс отвлекает. Желание заняться сексом – тем более. А больше всего отвлекает, когда ты способна думать только о сексе. Боже, почему я не родилась улиткой? Или водомеркой. Да хоть дафнией! Потому что все они обходятся без самцов. Я могла бы до конца дней клонировать себя. Чтобы основать целую армию Эми и взять штурмом кабинет Уолби. Дождевые черви тоже справляются сами. И водоросли. И амебы. В следующей жизни я хочу стать амебой. У меня не будет мозга и, соответственно, мыслей. А также нервов и, как следствие, чувств. Чувств, которые могут ранить другие люди. Конечно, по соображениям безопасности я хотела бы стать амебой в панцире. Поскольку большинство амеб голые, а я и в этой жизни оголялась довольно часто.
– Мозговой штурм, раунд два. Начали? – Эзра целится в меня колпачком ручки.
– Можно написать, как выглядела бы интимная жизнь людей, будь они амебами, – предлагаю я и тыкаю пальцем в плакат. Бумага шелестит.
– А?.. – хохочет Эзра. – Чего?
– Партеногенез приведет к отмене Валентинова дня! – говорю я не в меру убедительно, словно призываю к чему-то хорошему. И констатирую, отвечая сама себе: – Однако цель статьи в другом.
– Эми, по-моему, пицца без сыра вызывает специфические симптомы, – произносит Эзра с наигранной задумчивостью. – Моя была с сыром. И я не впал в лихорадочный бред.
Он ощупывает свой лоб, качает головой и затем тянет руку к моему. Я словно в замедленной съемке вижу, как приближается его ладонь. Хотя, разумеется, все происходит в реальном времени, мой разум заторможен, а сердце бьется учащенно. Вероятно, какая-то часть меня недополучает крови.
На кончике среднего пальца Эзры виден косой штрих от шариковой ручки. Интересно, высохла ли паста? Если высохла не до конца, то след отпечатается у меня на лбу… Вот оно! Секунда. Вторая. Затем ладонь исчезает и дергает за тесемку худи.
– Полагаю, тебе нужно раздеться. Ты вся горишь, – хрипло произносит Эзра.
Я киваю и стаскиваю через голову худи; под ним у меня футболка. Я уже не просто горю – я буквально сгораю.
– Хочешь мороженого?
Я молчу, и он продолжает:
– Мороженое в брикетах. Эскимо. Рожок. Мороженое из контейнера. У меня есть практически все. В широком ассортименте.
– А лимонное есть? – спрашиваю я.
– И лимонное есть. – Эзра с ухмылкой направляется в кухню. Я ем, пока не становится дурно, – съедаю половину упаковки. Эзра не отстает, но сидит на безопасном расстоянии и с плакатом между нами. Плакат не дает забыть, что я пришла сюда работать. И мысль о работе наконец возвращает мне разум. Вот только, к сожалению, не креативное мышление. Я выдаю единственную новую задумку: посмотреть кино, чтобы вдохновиться идеями, не пришедшими нам в голову. Эзра тоже что-то придумал.
В какой-то момент он вырывает плакат у меня из рук и заявляет: у него есть план.
– Только сперва нужно кое-что проверить.
Не знаю, действительно ли его осенило или он всего лишь хочет дать мне надежду. Поэтому наводящих вопросов не задаю. Мы выбираем для начала топ-десять ромкомов на «Нетфликс» – и уже на первом фильме засыпаем.
Прежде чем сомкнуть веки, Эзра бормочет, что мы непременно найдем решение, не призывая на помощь амеб.
– Иногда утро вечера мудренее.
– Да… – шепчу я устало.
А день еще мудренее. Как Эзра раньше мог мне не нравиться? Он даже очень мне нравится…
* * *Несколько мгновений я не понимаю, где нахожусь. Затем слышу дыхание Эзры, тихонько выпрямляюсь и украдкой бросаю взгляд в направлении, откуда доносится звук. Диван по габаритам соперничает с футбольным полем, и мы лежим на его разных концах.
С моих плеч соскальзывает одеяло, которого вчера не было. Наверное, Эзра укрыл меня среди ночи. Сам он лежит без рубашки, одеяло достает только до бедер, и солнечные лучи веером падают на широкую спину.
Я убеждаюсь, что Эзра действительно еще спит, и встаю. Его торс опускается и поднимается в такт ровному дыханию. Вот Эзра согнул руку, чтобы поправить подушку, и на секунду мышцы плеча напряглись; тем не менее он не проснулся.
Эзра выглядит спокойным. Вселенная тоже чувствует себя хорошо. Всюду умиротворение и невероятная легкость. Впрочем, видимость бывает обманчива. И я принимаю решение.
Какая-то часть меня уже не хочет писать статью. Не
