Шрифт:
Закладка:
А он скользил в этих своих владениях – в своем собственном мире – с уверенной грацией, какой она в нем раньше не замечала.
– Это просто удивительно! – вырвалось у нее. – Я и понятия не имела…
Айвор озадаченно поскреб затылок.
– Не нахожу это таким уж удивительным, но мне нравится.
Наблюдая, как он кипятит воду на маленькой плитке у задней стены мастерской, Клара заметила, что одна щека у него покрыта страшными шрамами. Война. А разве у кого-то после нее никаких шрамов не осталось? Конечно, у него и у нее военный опыт настолько отличаются, насколько это вообще возможно – война отнюдь не служит великим уравнителем, как нравится думать некоторым, – да ей бы и в голову не пришло, что это может быть иначе.
– Мне нужно перед вами извиниться, – сказал вдруг Айвор. – Я не должен был тогда так грубо с вами разговаривать.
При этом он повернулся к ней лицом, и теперь клубы пара поднимались у него за спиной и вились вокруг головы. А ведь он, похоже, извиняется вполне искренне, подумала Клара, хотя никогда ведь не знаешь наверняка.
– Ну, эти походы туда и обратно с чемоданом выглядели и впрямь отвратительно, – нехотя буркнула она. – Прямо «хоки-коки»[15] какой-то!
– Да, действительно похоже.
– Я этот дурацкий танец всегда ненавидела.
– И все-таки, Клара, я не имел права так говорить. Это было глупо. И несправедливо. Простите меня, пожалуйста.
– Но вы ведь по-прежнему считаете, что мне следовало бы уехать, верно? Что мне в Грейндже делать нечего. Вы свою мысль высказали вполне ясно.
– Но я же не дал вам возможности доказать обратное, не так ли?
– Как вы меня тогда назвали? Шутом, у которого совершенно нет опыта, зато полным-полно всяких дурацких идей? А еще…
– Я слово «шут» вообще не произносил! Уж на шута-то вы как раз совсем не похожи.
– Тогда, значит, канцелярской крысой.
– Это я мог сказать, – честно признался он. Волосы свесились ему на лицо, скрывая от Клары его чудесные темные глаза. – Но в этом расхожем выражении нет ничего плохого.
Клара только фыркнула.
– И потом, – продолжал он, – монахини мне всегда нравились…
– Ну, сестра Юнис вряд ли могла вызвать у вас такую преданность!
– Я не о ней. Там были и другие. Меня ведь тоже монахини вырастили – здесь, в «Шиллинг Грейндж».
Этого Клара не знала. Тогда понятно, подумала она и, судорожно сглотнув, сказала:
– Бедняжка!
– Тогда здесь было совсем не так уж плохо, – возразил Айвор, словно она ему не поверила. – Я и жил в той же комнате, где теперь спальня мальчиков. Моя кровать у окна стояла.
Там теперь стоит кровать Питера, мелькнуло у нее в голове, а он все не умолкал:
– И монахини о нас хорошо заботились. Только тогда мы их воспитательницами не называли. Некоторые из них были к нам очень добры, а сестра Кейт, например, вообще была очень милая.
– И чем же она была так уж хороша?
Айвор помолчал, явно вспоминая и сравнивая.
– Ну, она умела слушать. И никогда не торопилась, старалась как можно лучше всех узнать. Нет, идеальной ее ни в коем случае назвать было нельзя, но мы всегда буквально спиной чувствовали ее поддержку, и на нее точно можно было положиться. Но сейчас… я просто не мог не заметить, что дети явно стали выглядеть более веселыми и счастливыми. – Айвор все-таки налил ей чаю и подал чашку. – А все благодаря вам. Так что насчет вас я ошибся, простите.
Клара предпочла промолчать. И вовсе не обязательно им быть врагами. Похоже, он и впрямь о ней мнение переменил. Так, может, и ей попытаться переменить свое мнение о нем?
Они еще немного поговорили – о Морин, о ее семье, о ее трагическом прошлом, – и снова Айвор поддержал Клару, сказав, что она совершенно правильно ведет себя с этой девочкой. Затем разговор зашел об Алексе и Питере. Питера Айвор особенно любил, и Клара с удовольствием рассказала ему о том, что объявился родной дядя Питера, а также о потенциальных приемных родителях для Пег; эти люди девочкой очень заинтересовались, однако им мешает немота Пег, ее неспособность сказать вслух хотя бы «спасибо» и «пожалуйста».
Чашка Клары давно опустела, и ей хотелось еще чаю, но Айвор явно забыл ей это предложить. И она принялась рассказывать ему, как холодно порой бывает в Грейндже, особенно в верхних комнатах. Он даже передернулся, словно его пробрала дрожь.
– М-м-м, да! Это я очень хорошо помню!
Кларе было на удивление уютно у него в мастерской. И потом, ее тронули искренность и честность Айвора, а также его неожиданная уязвимость. И она решила, что ей тоже следует говорить с ним откровенно.
– Дело в том, – призналась она, – что я так до конца и не поняла, стоит ли мне всем этим заниматься и правильно ли я поступила, оставшись здесь? И правильно ли я веду себя с детьми? У меня такое ощущение, словно я уже не раз успела каждого из них огорчить.
– Но наверняка не всех?
– По-моему, всех. Ну, может, кроме Алекса.
Айвор рассмеялся:
– Да уж, Алекс – человек в высшей степени спокойный!
– Мне бы, конечно, помощь не повредила, но члены Совета всегда так заняты и так ограничены в средствах…
Айвор с пониманием кивнул и заметил:
– Недаром говорят, что работать с детьми – значит, навсегда остаться подружкой невесты, а невестой так и не стать.
Клара грустно улыбнулась. Этот человек явно ее понимал; после разговора с ним у нее даже на душе стало немного легче.
– Скажите… а вы просили миссис Кардью вам помочь? – спросил вдруг Айвор.
– Жену доктора? Хм-м… Похоже, это еще один человек, которого я сумела огорчить, – печально промямлила Клара, вспоминая тот неудачный разговор с миссис Кардью, о котором ей очень хотелось бы позабыть.
– Ясно. – Айвор поскреб покрытую шрамами щеку и сказал: – Послушайте, Клара, вам нужно постараться судить себя не слишком строго. Ведь даже Морин в итоге домой вернулась. Она понимает, где ее настоящий
