Шрифт:
Закладка:
Лучше бы он этого не говорил! Клара даже пожалела, что он сейчас ей это предлагает. Новые условия – это, конечно, очень соблазнительно. Особенно обещание существенно повысить зарплату. Умения во всем себя ограничивать и на всем экономить хороши только в романах и в сказках, а в реальной жизни это выглядит весьма уныло, а порой и попросту неприглядно. И дело даже не в деньгах: ведь всего полгода назад она эту работу по-настоящему любила. Такие вещи просто так со счетов не сбросишь.
– Большое вам спасибо и за то, что навестили меня, и за ваше удивительное предложение, – сказала она.
– Надеюсь, вы вскоре дадите о себе знать?
– Безусловно. – Клара глубоко вздохнула – все-таки в эту минуту она предавала нечто очень ей дорогое. – Но не по поводу работы. Я надеюсь, вы понимаете, что я не могу просто взять и бросить этих детей?
Мистер Харрис кивнул и снова открыл дверцу автомобиля.
– Да, я вас понимаю.
– И вы на меня не сердитесь?
– Не сержусь? Что вы, ни в коем случае! Это определенно ваше место, Клара. Это же любой человек сразу поймет.
Сердце у Клары вдруг бешено забилось. Ее место? Иной раз она и сама чувствовала, что это именно так, но чтобы об этом ей сказал кто-то другой…
– Не знаю, действительно ли это так… На самом деле я совсем не уверена, что сумела чего-то здесь добиться.
И вдруг за ворота выбежала сияющая Терри.
– Вы не поверите, но у меня помидоры проросли! Самые настоящие! Которые едят!
– О, это же просто чудесно, Терри! Жду не дождусь, когда твой урожай поспеет.
И Терри помчалась в мастерскую к Айвору, чтобы и ему сообщить эту потрясающую новость.
А мистер Харрис, удивленно приподняв брови, с улыбкой заметил:
– И вы еще говорите, Клара, что ничего особенного здесь не добились!
Когда Клара вернулась на кухню, Рита, сгорбившись, сидела за столом, и глаза у нее были в пол-лица, а лицо белое как бумага.
– Ну? – обвиняющим тоном спросила она и скрестила руки на груди. – И когда же вы уезжаете?
– Все в порядке, моя хорошая, и я, честное слово, не собираюсь никуда уезжать.
И тут Рита, Алекс, Пег и – вот уж невозможно поверить! – Морин принялись ее обнимать.
Она здесь! Она остается!
Глава десятая
В ноябре Морин стала возвращаться домой все позже и позже. Она выскальзывала за дверь, когда Клара считала, что она уже спит, используя старый трюк с подушкой, засунутой под одеяло и изображающей тело спящего человека. Клару даже немного оскорбила уверенность Морин в том, что она на эту удочку попадется, но, подумав, поняла, что и впрямь уже несколько раз попадалась.
Когда Морин вовремя не являлась домой, Клару охватывало всепоглощающее чувство бессилия – почти такое же, как во время блица в ожидании яростных бомбежек, когда ты ровным счетом ничего сделать не можешь, разве что съежиться, максимально уменьшившись.
А Морин возвращалась за полночь с сияющими глазами, запыхавшаяся, а то и напевающая себе под нос «Шайн он Харвест Мун»[14]. Клара в итоге эту песню просто возненавидела. Держалась Морин просто на удивление нагло, и когда у Клары было особенно плохое настроение, она с тоской думала: Вот и с ней я тоже не справилась и в итоге сдалась! А ведь сейчас она запросто могла бы вернуться в «Харрис и сыновья», и там для нее самой большой проблемой была бы западающая клавиша пишущей машинки с литерой «Е» или минимальное, на несколько минут, опоздание в сроке сдачи материала.
Только ничего ей не говори, пока злишься, – убеждала она себя. – Иначе завтра же ты об этом пожалеешь. Да и главенство свое в этом доме утратишь.
Однажды, когда время уже близилось к полуночи, а Морин все еще не было, Клара нервно мерила шагами кухню и гостиную, мрачно размышляя о том, что никто не предупредил ее заранее, что, заботясь о подростках, можно почувствовать себя самым одиноким человеком на земле. Ну а потом, когда она уже места себе не находила от тревоги, наглая девчонка вернулась, вприпрыжку, как маленькая собачонка, и как всегда весело напевая себе под нос.
Этого Клара вынести не могла и вихрем вылетела на улицу, чтобы не выпалить Морин в лицо те слова, о которых потом стала бы жалеть. Но сдерживать себя в присутствии Морин у нее тоже не было сил.
На той стороне улицы Айвор выставлял на крыльцо молочные бутылки.
Не разговаривай с ним, не разговаривай! – велела она себе.
Айвор выпрямился и окликнул ее:
– Мисс Ньютон, что-то вы поздновато гулять собрались.
Да откуда он знает, что для нее поздно, а что рано!
Но ей вдруг страшно захотелось поговорить с ним, рассказать ему обо всех своих бедах и тревогах. И она, больше не сдерживая себя, сердито воскликнула:
– Да это все Морин! Удрала потихоньку и полночи гуляла. Она совершенно меня не слушается!
– Хотите, я пойду ее поищу?
– Нет, нет… спасибо. Она уже вернулась. На сегодня, видимо, уже нагулялась.
И Клара вдруг направилась через улицу прямо к Айвору, чувствуя, как ноги холодит ночной воздух, проникая под распахивающиеся полы домашнего халата, и понимая, что вовсе не с ним ей так хотелось поговорить – на самом деле его она для этой цели выбрала бы в последнюю очередь; тоже мне, герой войны, черт бы его побрал, а сам обивкой мебели занимается! Нет, ей необходимо было поговорить хоть с кем-нибудь, но звонить мисс Бриджес или даже Джуди было уже слишком поздно.
– Это ведь далеко не впервые, – горестно призналась она, – и у меня уже просто нет сил. Я уже не знаю, что ей и говорить. И понятия не имею, куда она ходит и где…
– Местные ребятишки часто кучкуются возле кладбища, – подсказал Айвор.
– Веселое местечко!
– Может, вы зайдете? – пригласил он. – А я вам чай приготовлю.
Его мастерская показалась ей похожей на тайное убежище какого-то султана или на пещеру Аладдина. Она в подобных местах никогда не бывала. Вдоль всех стен в несколько рядов выстроились прислоненные к ним длинные рулоны разноцветных тканей. А в центре стоял просторный стол и на нем три – целых три! – швейных машинки. Еще
