заставить их следовать этому принуждению, ни один хозяин, который не желал потерять рабочую силу, не осмелился бы чрезмерно обижать своего крестьянина, поскольку он понимал, что жертва его насилия может сбежать (возможно, и сбегала) куда-нибудь в другое место. Учитывая этот факт, иммунитет давал господину возможность относительно не слишком сурового внеэкономического принуждения крестьян, живущим на его землях. Барин дорожил своим иммунным документом не потому, что он позволял ему превратить своих крестьянин в крепостных, а потому, что это позволяло ему собирать деньги, которые в противном случае достались бы государству, и заманивать крестьянина на свои земли (или удерживать его там) перспективой более низкой ренты.

Крестьянин прошел первый период становления крепостного права еще относительно свободным человеком. Его право перехода было лишь слегка ограничено. Введение Юрьева дня являлось политической уступкой нескольким общежительным монастырям, и это ограничение, вероятно, стало общим для всех крестьян как по политическим, так и по экономическим причинам. Разреженность населения в сочетании с недостаточно развитым уровнем власти делали невозможным осуществление каких-либо более строгих ограничительных мер. Крестьянин по-прежнему оставался хозяином самому себе, но по мере того, как правительство преодолевало политическую раздробленность России, все больше крестьян становилось подчиненным центральной власти. И хотя фундамент его закрепощения уже был заложен, крестьянин до 1550-х гг. не являлся крепостным.

Глава 4

Заповедные лёта

Следующий этап закрепощения крестьян вовлек среднее служилое сословие, которое увеличивалось в численности и выражало собственные особые интересы. Созданное Иваном III централизованное Московское государство нуждалось в военной силе, чтобы отражать нападения шведов, поляков, литовцев, турок и татар, а также для осуществления территориальных амбиций. Эта цель была достигнута с помощью создания поместной конницы, воинам которой правительство давало в пользование служилые земли и которые полностью зависели от крестьян, обрабатывающих эти земли. Без крестьян, обеспечивающих их доходы, служилые люди не могли нести военную службу.

Несомненно, способность служилого сословия обеспечить себя стала одной из важнейших проблем в последнее десятилетие царствования Ивана IV, когда доля этого сословия в земельном фонде впечатляюще увеличилась. С этой проблемой неразрывно связан и вопрос крестьянского выхода. Такие историки, как Н.А. Рожков и А.А. Зимин, показали, что центральные территории Московского государства в 1560-х и 1570-х гг. становились все более и более обезлюдевшими. Экономический упадок и сопровождавший его распад крестьянства, ситуация, в некотором роде схожая с тем, что происходило во второй четверти XV в., имели множество причин: безумная опричнина Ивана Грозного (1565–1572) и сопутствующий ей внутренний хаос, двадцатипятилетняя Ливонская война (1558–1583); высокие налоги; нашествие крымских татар; засуха, голод и эпидемия чумы; долги, принудительный труд, усиление эксплуатации крестьян их владельцами. Достигнутый в предыдущем столетии прогресс сошел на нет.

Современник этих событий немецкий опричник Генрих фон Штаден отмечает, что крестьяне имели склонность покидать земли, назначенные служилым людям, и бежать в имения мирских и церковных магнатов, которые предлагали им защиту и налоговые привилегии. Без этой помощи крестьяне оказались бы совершенно разорены. Иногда влиятельные магнаты просто умыкали крестьян (незаконно вывозили), дабы увеличить свою рабочую силу. Дворцовые крестьяне также жили сравнительно лучше, чем те, кто трудился на служилых землях, так что крестьяне старались воспользоваться любой возможностью для поиска более приемлемой жизни. Некоторые принимали монашеский постриг, поскольку тогда их нельзя было вернуть обратно в крестьянство. Другие становились нищими, холопами, стрельцами или же казаками.

Победа Ивана Грозного над Казанским и Астраханским ханствами в 1550-х гг. открыла весь центральный и нижний район реки Волги для русской колонизации. (Иностранцы отмечали, что во времена Василия III между Днепром и Волгой не было сельскохозяйственного земледелия (Герберштейн). В 1558 г. Энтони Дженкинсон писал, что между Казанью и Астраханью не проживало оседлого населения.) Когда жизнь в центре Московского государства стала совсем тяжелой, многие бежавшие крестьяне поселились в этих краях. Часть крестьян перебралась на аннексированные волжские земли по настоянию государевых агентов (садчиков, Слободчиков), которым поручалось укрепить завоевание, заселив регион русскими. Все это вылилось в перемещение населения из плотно заселенного треугольника Смоленск – Новгород, Псков – Москва в бассейн реки Волги – «поворот на восток», который продолжался всю первую половину XVII в.

Некоторые крестьяне пытались избежать хаоса центральной Московии и двинулись прямо на юг, поскольку этот район стал теперь безопасным от татарских набегов после начавшейся в 1571 г. реорганизации пограничной службы. Кое-кто из крестьян даже бежал за границу в Швецию, Ливонию, Литву и Польшу, в то время как другие мигрировали в регионы Белого моря, Урала и Сибири. Совершенно ясно, что русский крестьянин отваживался на побег только в силу исключительных обстоятельств, и что по своей натуре он не был кочевником, и что он скорее предпочитал оставаться на том же самом месте на протяжении не одного поколения.

Масштабы кризиса второй половины царствования Ивана Грозного теперь хорошо известны, хотя существуют значительные разногласия по поводу его причин. Как отмечает выдающийся специалист по данной теме Н.А. Рожков, сельское хозяйство в последние три десятилетия XVI в. в центральных и северо-западных областях Московского государства вернулось к обширному залежному типу, которое исчезло в первой половине века, когда плотность населения стала значительной. В зоне бедствия количество обрабатываемой земли, приходящейся на одно крестьянское хозяйство, сократилось в 3–5 раз. Перепись 1582 г. в Вотской пятине[39] Новгородской области показала, что только 15 % домов были заселены. Не обрабатывалось более 90 % доступной пахотной земли. Из пятидесяти зарегистрированных в этом регионе помещиков десять сбежали, потому что жить там было невозможно. В Обонежской пятине заселены были только 5 % домов. Хуже всего дела обстояли в Деревской пятине, где обрабатывалось только 1,5 % земли. От 76 до 96 % всех московских областных поселений оставались безлюдными.

Еще одним признаком этого периода стала необычайно высокая степень текучести населения. Крестьяне Иосифо-Волоколамского монастыря обычно отличались стабильностью, но хаос опричнины вызвал нестабильность и среди них. Одним из главных последствий этой турбулентности служило то, что во второй половине XVI в. население Московского государства почти не увеличивалось, несмотря на тот факт, что территория, находящаяся под его управлением, практически удвоилась за тот же самый период.

Еще одним усугубляющим тягостное положение фактором стало усиление холопства. Не вызывает сомнения, что до опричнины Ивана Грозного институт рабства на Руси находился на пути к исчезновению и возродился только благодаря антропогенной катастрофе. Лазейка, вставленная в статью 88 Судебника 1550 г., позволяла крестьянину продавать себя в холопство и в любой момент покинуть своего господина без уплаты каких-либо сборов или ренты. Эта правовая ситуация, которая должна была претерпеть радикальные изменения в новом веке, приносила большую выгоду магнатам и некоторым из