напоминали те две грамоты, что были выданы Василием II столетием раньше Троице-Сергиеву монастырю из-за его затруднений. Эти документы были не что иное, как временные постановления, сознательно нарушающие уложения Судебника. Они не означали никаких изменений в общей политике московского правительства по крестьянскому вопросу для остальной части страны.

Очень важным фактором, помимо установленного срока для возвращения беглецов, стал правовой контроль, который сюзерен имел над личностью живущего у него крестьянина. Как уже отмечалось выше, когда этот контроль был слишком строг, крестьянин, подчинявшийся такому режиму, мог считаться крепостным. На протяжении монголо-татарского периода землевладельцы, имевшие феодальные иммунные грамоты, обладали полной судебной и административной властью над своими крестьянами. В обмен на эти привилегии, а также на освобождение от налогов церковь, в частности, мало что сделала для того, чтобы противостоять монголо-татарской гегемонии. С объединением Московского государства эти полномочия и иммунитеты постепенно стали ослабевать. Иван III ограничил налоговые иммунитеты, выдавая их регулярно только до 1480 г. Очень мало подобных документов было выдано в 1480-х, и ни одного за период 1491–1505 гг. Старые привилегии действовали до составления земельных кадастров во второй половине царствования Ивана, после чего их обладатели потеряли большую часть своих льгот. Одновременно с этим были ограничены и судебные иммунитеты. Вначале государство оставляло за собой право судить дела об убийствах. Со временем оно заявило о своей юрисдикции в отношении других тяжких преступлений, таких как грабеж и позже кража. Монастырские игумены, после предъявления им иска, подчинялись княжескому суду, а не митрополичьему. И хотя некоторые монастыри продолжали пользоваться иммунитетом аж до правления Петра Великого, большинство документов, определяющих даже привилегии крупных монастырей, в середине XVI в. были либо полностью конфискованы, либо значительно ограничены в правомочии.

В своих монументальных работах, посвященных изучению истории феодальных иммунитетов в период 1492–1548 гг., С.М. Каштанов анализирует 650 документов и показывает постепенное ограничение привилегий на протяжении первой трети XVI в. (в особенности после попытки секуляризировать церковные земли в 1503 г.). За этим последовал поток субсидий, выданных боярским правительством во времена несовершеннолетия Ивана IV (в особенности церковным учреждениям в 1540-х), который резко сократился с приходом к власти Ивана Грозного и его Избранной рады в 1547 г. Это сокращение привело к отмене налоговых льгот в соответствии с уложениями Судебника 1555 г. (Отмена произошла только после того, как в центральном районе и в Новгородской области магнатам, помогавшим в репрессиях 1547 г. против бунтовщиков, был предоставлен ряд субсидий.)

В распоряжении Каштанова имелись только грамоты, выданные крупным церковным учреждениям (обычно монастырям) и мелким представителям среднего служилого сословия на приграничных территориях. Других документов не сохранилось, и в советской историографии ведется спор: эти иммунные субсидии магнатам-мирянам не сохранились по той причине, что документы были уничтожены, или потому, что такие преференции никогда не предлагались. Доводы о том, что льготы для светских магнатов не сохранились по воле судьбы, весьма убедительны, поскольку архивы московских и уездных канцелярий, так же как и светских магнатов, практически не дошли до нас, в то время как архивы некоторых монастырей хорошо сохранились. Однако можно не сомневаться в том, что крупные светские магнаты действительно обладали иммунитетом и привилегиями. Но трудно предположить, как это делают некоторые ученые, что таких документов, закрепляющих эти привилегии, никогда не существовало по той простой причине, что мирские магнаты автоматически обладали судебными, административными и фискальными полномочиями в пределах своих владений, которые не нуждались в монаршей санкции. И несмотря на то, что такое могло иметь место где-то в Европе, вряд ли такое могло быть в России.

Правительства Ивана III, Василия III и Ивана IV не всегда делали различия между церковными и мирскими землями. Иван Великий конфисковывал как церковные, так и мирские земли Новгорода, а Иван Грозный ограничил монастырские земельные приобретения и бесцеремонно обменивал как монастырские, так и мирские земли. Основное различие между церковным и мирским землевладением в этот период, по-видимому, заключалось в том, что большинство церковных земель нельзя было отчуждать, в отличие от мирских земель, и магнаты первых имели больше привилегий, чем магнаты вторых. Стороны, обладающие иммунитетами, ревностно стремились добиться их подтверждения каждым новым сувереном, ибо хорошо понимали, что их особые привилегии могли быть отменены не потому, что они представляли собой просто набор прав, которыми автоматически пользовались все землевладельцы. К тому же неподтвержденные привилегии теряли свою силу.

По этой причине примененная Каштановым методология анализа причин, скрывавшихся за конкретными случаями выдачи иммунных грамот, вполне резонна, потому что это были и в самом деле привилегии. Вряд ли Московское государство стало бы подтверждать очевидное. Ситуация оказалась схожей с введением Юрьева дня для избранных монастырей в XV в. Выдача избирательных льгот являлась одним из правил Московии, и не вызывает сомнения, что они использовались с наибольшей пользой. Судебник 1497 г. включал в себя положение о Юрьевом дне как об общем правиле выхода для всех крестьян. Возникла ли параллельная ситуация, когда всем землевладельцам была предоставлена судебная власть над своими крестьянами, будет рассмотрено ниже. Существуют серьезные историографические разногласия относительно того, что произошло после отмены иммунитетов. Одна из школ полагает, что грамоты судебного иммунитета больше не выдавались, поскольку права, предоставляемые ими, стали общепринятыми. Другая школа утверждает, что государство упразднило грамоты, потому что оно намеренно ограничивало власть магнатов, так как власть государства полностью укрепилась. Таким образом, права, которыми ранее обладали владельцы иммунных грамот, перестали существовать.

Последний аргумент более убедителен. Только крупные церковные и некоторые избранные служилые землевладельцы когда-либо имели иммунные грамоты, которые постепенно были ограничены. (В то время как магнаты-миряне могли иногда обладать иммунитетом, несомненно, что большую часть своего дохода они получали от государевых должностей и военных грабежей, а не от крестьянского земледелия – той самой сферы, где иммунитеты приносили прибыль.) По всей видимости, после 1554 г. иммунные грамоты больше не выдавались. Бессмысленно предполагать, что правительство, стремящееся покончить с политической раздробленностью, предоставило бы право прямого контроля над гражданами каждому мелкому землевладельцу и вернуло бы этот контроль бывшим правителям независимых княжеств или их наследникам.

История административных изменений XVI в., как центральных, так и региональных, свидетельствует об увеличении прямых контактов правительства со всеми гражданами. Развитие местных учреждений под руководством государевой власти в средней трети века (губное и земское управление) признало полное гражданство всех свободных крестьян. Даже в 1590-х гг. на некоторых сеньоральных землях продолжали существовать общины со своими выборными сотскими. И наконец, каждая иммунная грамота, которая еще имела действие (и каждое обычное право, которым хозяин мог пользоваться в отношении своего крестьянина) содержала неявное самоотречение. До того, как правительство прикрепило крестьян к земле и было готово