в 1555 г. Правительство полагало, что это фактически лишало крестьянина его права на выход. Если бы сумма от 25 копеек до рубля являлась реальным препятствием для перехода, никто не стал бы повышать плату за выход в 5—40 раз по сравнению с установленной законом суммой, кроме как в целях удержания крестьян. Так что крестьяне могли заплатить и платили за выход.

Неоднократно говорилось и о том, что время для перехода было неудачным и выбрано таким образом, чтобы ему препятствовать. На самом деле верно и обратное, период до и после Юрьева дня (26 ноября) был самым лучшим временем для выхода, особенно до введения трехпольной системы: после сбора урожая и обмолота, сразу после промерзания земли, передвигаться по всей Руси становилось намного легче. Православные почитали святого Юрия как покровителя всего вегетационного периода, который приходился на период между двумя его праздниками, 23 апреля и 26 ноября. День, выбранный для свободного перехода, был, по мнению многих, самым для этого благоприятным временем – концом сельскохозяйственных работ – и ни в коем случае не временем для задерживания крестьянина.

Почему уложение о Юрьеве дне стало общепринятым для всех крестьян в 1497 г., остается вопросом, требующим дальнейшего изучения, но однозначный ответ на него вряд ли можно найти. Летопись, которая могла бы в этом помочь, явно не сохранилась. Наиболее удовлетворительный ответ может быть таковым: в период относительного процветания и хронической нехватки населения землевладельцы пришли между собой к заключению, что потенциально разрушительная конкуренция за рабочую силу должна быть ограничена с помощью удержания крестьян от перехода в другое имение после того, как они прожили период, освобождавший их от уплаты ренты, что до этого побудило их осесть. На это ограничение явно повлиял и тот фактор, что крестьянину разрешалось переходить только после того, как его урожай был собран, и он должен был расстаться с частью урожая в виде арендной платы за компенсацию своего освобождения. Все это могло привести к значительному ограничению крестьянских выходов. Как бы то ни было, Судебник 1497 г. не закрепил крестьян, а лишь ограничил их право на переход одним двухнедельным периодом в году, что послужило первым этапом закрепощения крестьянства.

Судебник 1550 г. повторяет уложения Судебника 1497 г., которые позволяли крестьянам переходить за неделю до и за неделю после Юрьева дня, после уплаты налогов и пожилого. Добавлялась еще одна любопытная оговорка, разрешавшая переселившемуся крестьянину вернуться позже для сбора озимого урожая, что отражало общие изменения в трехпольной системе сельского хозяйства. Крестьянин, переселившийся после 26 ноября, уже посадил перед эти озимые. Уложения Судебника также означали, что крестьянин ни в коей мере не был полностью закрепощен, поскольку он мог перейти на черные земли, государственные земли, дворцовые земли или на сеньориальные земли, если ему этого хотелось. Нет никаких сомнений в том, что в первой половине XVII в. и даже позже многие крестьяне свободно перемещались по России и что правительство в целях снабжения земледельцев рабочей силой приняло меры для обеспечения этого права.

Никаких принципиальных изменений в закон внесено не было, поскольку спрос на рабочую силу был вполне удовлетворен в тот период, который считался общим периодом процветания. В своих заметках о путешествии по России во времена Василия III (1505–1533) дипломат Священной Римской империи барон Сигизмунд фон Герберштейн отмечал достаточную плотность населения и его благополучия, характерные для лучших времен русской истории. В 1526 г. русский посол в Риме Дмитрий Герасимов[38] писал епископу Иовии, что огромный город Москва расположен в густонаселенной местности. Схожие сведения можно почерпнуть из заметок английских путешественников Ричарда Ченслера, Энтони Дженкинса и сэра Томаса Рэндольфа, относящихся к 1550-м и даже 1560-м гг. Доступные демографические данные по России, как правило, подтверждают мнение иностранцев о том, что население увеличивалось примерно на 1 % в год.

Причины и масштабы этого экономического подъема были документально подтверждены советским историком Д.П. Маковским. Существенными факторами, которые мы здесь просто перечислим, послужил спрос, вызванный пороховой революцией (см. главу 8); быстрый рост городов; развитие городского ремесленного производства, отделенного от сельскохозяйственного; элементарная региональная сельскохозяйственная специализация; производство религиозных предметов для обустройства постоянно растущего числа церквей и монастырей; снятие множества внутренних таможенных барьеров и введение единой системы мер и весов; чеканка монет (1535) объединенного Московского государства; благоприятный правовой и социальный климат (с минимумом принудительного труда); обширная и постоянно растущая внешняя торговля как с Западом, так и с Востоком; отсутствие ограничивающих монополистических гильдий и корпораций, которые могли бы сократить торговлю и промышленность; значительные накопления капитала, которые, однако, слишком часто вкладывались в землю, и сравнительно больший объем доступной рабочей силы. Все это являлось причинами, по которым процесс закрепощения крестьян тормозился в период между кодексами законов 1497 и 1550 гг.

Судебник 1550 г. не указывал, как следует поступать, если крестьянин совершил переход незаконно, не заплатив налоги и арендную плату или в неурочное время. Однако практика, заимствованная из институтов времен рабства, диктовала хозяину отыскать беглеца, подать в суд с требованием его возвращения, обратиться к приставу с просьбой доставить крестьянина в суд, а потом вернуть его обратно в имение, если дело было выиграно. Установленная в кодексе арендная плата препятствовала тому, чтобы крестьянин, не имевший возможности ее заплатить, мог выйти по собственному желанию на законных основаниях. Как отмечалось ранее, эта плата, вероятно, представляла собой истинную стоимость годовой арендной платы. Это не исключало возможности сбора (выхода) другим землевладельцем и, конечно же, не отменяло права на переселение. Гораздо важнее то, что правительство стало привыкать к мысли, что оно имеет власть и право ограничивать выход крестьян.

Этот факт отражен в двух особых указных грамотах, принятых в 1552 г. После волны преступлений – в сочетании с грабежами со стороны правительственных агентов, – вызвавших рассредоточение местного населения, правительство Ивана IV предоставило крестьянам в бассейне реки Двины грамоты местного управления, устраняющие чиновников центрального правительства, которых надлежало заменить должностными лицами, избранным областными гражданами. Эти документы также позволяли обладателям грамот возвращать без каких-либо ограничений по времени и без уплаты каких-либо сборов (безвременно и беспошлинно) крестьян, бежавших в период кризиса власти. Многие крестьяне переселились на монастырские земли, которые до какой-то степени находились вне юрисдикции безжалостных государевых чиновников. Одна из грамот жаловалась населению Важского района, в окрестностях городов Шенкурска и Вельска на реке Вага, между Вологдой и Архангельском. Другая, важская уставная грамота, была дарована жителям Малой Пенежки, Выи и Суры Двинского района, примыкающего на северо-востоке к Важскому району, по другую сторону Северной Двины. Обе грамоты представляли собой особые документы, принятые из-за специфических обстоятельств данных районов. В этом отношении они