Шрифт:
Закладка:
- А я, пожалуй, приготовлю печенье! Вам солюшкой посыпать? - спросила Матильда.
- Весьма буду благодарен, - заметил ректор.
- Я могу поклясться, что не сбегу, - обратился Элизар ко мне.
- Вы уже один раз обещали, - строго произнесла я. - И обещание не выполнили. Вам как удалось выбраться?
На губах у дракона появилась улыбка.
- Ну смотрите! Я вызывал легкую магию. Высчитав сопротивление, я высчитал силу магии, которую должен давать ежесекундно. Давал постоянное магическое напряжение. А потом стал превращать его в волнообразное. Сильно - слабо, сильно - слабо. Это подтвердило мою догадку по поводу того, что наручники привыкают к твоей магии, настраиваются на нее. Говоря простым языком, я расшатывал магией заклинание. Потом я стал приучать их в тому, что у меня слабая магия. И когда они привыкли, я резко дал силу, и вуаля! Я вижу вопрос в ваших глазах. Нет, он так не сможет, - усмехнулся ректор. - У вашего мужа намного меньше магический потенциал, чем у меня. И резерв маленький. Но самое важное другое. Он списывал у меня на контрольных по магическому сопротивлению. И в нем он не разбирается. У него куда лучше получались другие предметы. Там где нужно быть убедительным, скользким, иметь дар убеждения. Или присваивать чужие заслуги.
Гербальд вошел и объявил, что ванна готова, а я уже сомневалась. Стоит ли следить за ректором или нет. Ведь если он сбежит, то мы никак не спасем ребенка!
Глава 35
- Пойдемьте, - произнесла я, ведя его вслед за Гербальдом.
- Я сделал ее горячей, о вы в любой момент можете понизить ее температуру… К тому же я добавил пены. Не знаю, вы любите с пеной или нет? Просто я еще не встречал того, кто говорил бы: “Мне ванну без пены!”.
Гербальд свернул и галантно открыл дверь. Роскошные гостевые покои предстали во всей красе, а Гебальд поспешил открыть дверь роскошной ванны, сияющей золотыми кранами. Почти бесшумно ступая по ковру, дворецкий удалился.
- Итак, вы собираетесь за мной следить? - спросил ректор, глядя на меня сверху вниз. В его голосе сквозила легкая насмешка.
- Я вам верю, - произнесла я, отворачиваясь. Почему-то смотреть в глаза ему было неловко.
- Точно? - спросил ректор, расстегивая застежку камзола. Его рука застыла, а я села в кресло, которое развернула в сторону ванной. - Десять минут назад вы мне не доверяли. А тут почему-то поверили?
- А вы сами не можете помыться? - спросила я, слегка раздраженно. И тут же сменила тон. - Понимаете, я купала только сына, когда он был маленьким. И после того, как я вас искупаю, вы еще долго не будете чувствовать себя мужчиной.
- Тереть будете сильно? - рассмеялся ректор.
- Нет, разговаривать, - ответила я, чувствуя, что настроение как-то приподнимается. - Ноженьку моем, вторую мою, петушок водички не боится… Мой хорошо петушок и под ним гребешок. Ушки тоже надо мыть. И козявки из носа вымывать… А то скопилось у нас козявочек…
Видимо, моя речь произвела на ректора неизгладимое впечатление. Я вспомнила, как соседка купала своего сына. Я же доверяла этот вопрос Гербальду. Но это не мешало мне нервно стоять возле двери.
Он вошел в ванную, а я выдохнула. Послышался шелест воды, а я попыталась успокоиться. Неужели в ректоре что-то изменилось? Неужели он решил пойти на принцип и разгадать загадку проклятия? Наверное, такое бывает с учеными.
Я поежилась и стащила с кровати плед. Время идет, ничего не происходит, ребенок умирает… Медленно, молча, спокойно…
Закрыв глаза, я попыталась отодвинуть иголку болезненных мыслей. Но она словно пронизывала сознание. Я подумала о Северине. И заметила, что имя не отдается внутри ничем.
- Се-ве-рин, - произнесла я, словно шепчу его в любовной горячке.
Но сердце молчало. “А что ты от меня хочешь? Ну, допустим, тук!” - усмехнулось сердце.
Я не чувствовала ненависти. Исчезла даже обида. Есть холодное равнодушие, пустота, бездна, которая пугает даже меня. Есть холод замерзшего сердца, которое устыдилось своей любви.
- Я верю, что где-то еще есть мой мальчик, - прошептала я, понимая, что надо поговорить с Северином. А лучше бы искупать ректора и обыскать его стол. Мало ли, сколько потайных мест в нем может быть?
- Ноженьку помыл! - послышалось ехидное из-за двери.
- Ай, какой молодечик! - усмехнулась я.
- Теперь вторую домываю и перехожу к петушку! - так же ехидно заметил ректор.
Он что? Пытается меня смутить? Зачем?
- Петушок чистый, - послышалось ядовито - ехидное из-за двери.
- Ай, какой взрослый и самостоятельный мальчик! - съерничала я, снова погружаясь в болото своих мыслей.
Пока я сидела и размышляла, плеск воды в ванной прекратился. Неужели вытирается?
Я снова погрузилась в мысли о браслете и тех странных обстоятельствах, которые предшествовали трагедии. Сейчас у меня была совершенно сумасшедшая мысль о том, что это Северин нарочно оставил дверь открытой. Или того больше! Позвал ребенка. Но зачем? Зачем ему такое творить с собственным сыном? Я не понимаю! Должен же быть мотив? Если он хотел бросить меня, то необязательно гробить сына? Тем более, что это его ребенок. Его и любовницы! Понимаю, если бы мальчик был от меня. То тогда бы ах, я тебя разлюбил. И ребенка разлюбил тоже! Но это, в первую очередь, его сын!
Я словно уперлась в невидимую стену, как вдруг прислушалась. В ванной было тихо. Я подождала, снова прислушавшись. Тишина.
Со скрипом встав с кресла, я подошла к двери и припала к нему ухом. Я отчетливо слышала, как капает кран: “Кап-кап!”. И кроме этого звука в ванной других звуков не было.
- Эй, - позвала я. -