Шрифт:
Закладка:
Исабель робко улыбается и я рад этой улыбке. Я тоже устал, но знаю, что сегодня мой сон будет спокойным. Лекарство и проклятье взялись за руки и лечат меня намного быстрее, чем раньше. Болезнь отступает, и чернота забытья пока что мне не грозит. Я смотрю, как Исабель уходит и чувствую себя дураком. Все эти эмоции, все эти откровения… Дурак как есть. Бесцельно хожу по кабинету, верчу в голове историю Исабель. Бродяжка и скрипка, скрипка и бродяжка, которая так складно рассуждала о жизни. Мои мысли перескакивают на путешествия, с путешествий на людей, которых я встречал, на поиски, которые я так долго вел и на всю мою обширную переписку. Я позволяю себе подумать о том, что много дней держал в дальнем закоулке памяти. Я жду письмо. Весточку издалека, от которой, в прямом смысле, зависит моя жизнь. Ведь, если повезет, если трактаты, которые мне прислали, верны, если все подтвердится, то… я нашел способ умереть. Я ведь все еще хочу этой смерти, не так ли? Снова возвращаюсь мыслями к Исабель и ее матери. А ведь я знаю, у кого спросить. Я разыскиваю Ленно, он как раз чистит пруд. И прошу, как закончит, зайти ко мне в кабинет и сразу же пойти и отослать одно письмо, срочным отправлением.
Жан-Жак уже стар, но наша переписка интересна, как и прежде. Много лет назад этот проныра основал ставший очень популярным листочек городских сплетен. Сейчас это уже солидное издание, во главе которого стоит сын Жан-Жака. И уж если у кого и искать нужную мне информацию, так это у него. В мире старых и новых слухов, сплетен, новостей и секретов Жан-Жак до сих пор чувствует себя как рыба в воде. Я беру бумагу, перо и сажусь писать. Вопрос мой будет звучать странно и скупо, но Жан-Жак такое любит.
Я хочу спросить у него про девушку, по имени Лисавет, которая могла сбежать из дома, скрипку, герб с изображением солнца и какой-нибудь скандал. Потому, что в историю о бродяжке-артистке я верю все меньше и меньше
На крыльце дома сидел Жель. Прямой как палка, в запылившейся сутане, но собранный и спокойный, как всегда.
– Жель! – Исабель подбежала ближе. В последний момент она сдержалась, чтобы не обнять освященника и степенно склонила голову.
– Здравствуй, Исабель, – под глазами Желя залегли тени, а на щеках выступила щетина, должно быть он только приехал и сразу зашел к Исабель.
– Как отец? – выпалила Исабель. – С ним все хорошо?
Освященник кивнул.
– Как я и обещал, я убедился, что Мелех устроился на месте. Я взял на себя труд побеседовать с храмовыми лекарями. Они уверены, что смогут ему помочь и полностью вылечить.
– Боги, спасибо! – выдохнула Исабель. – Спасибо, Жель! Проходи, я налью тебе воды, у меня остался пирог…
– Благодарю, Исабель. Но мне нужно заняться своими делами, – Освященник пристально взглянул на девушку и шагнул ближе.
– Ты плакала, – не спросил, утвердительно сказал он. – Виконт обидел тебя?
В глазах Желя мелькнул гнев, удививший Исабель.
– Нет, нет, что ты! Как можно!
Освященник крепко взял Исабель за руку.
– Не ври, Исабель. Если кто-то покушается на твою добродетель или спокойствие твоей души…
– Да нет же! – Исабель мягко высвободила руку. Ей были неприятны подозрения освященника, пусть он и беспокоился за нее.
– Нет, Вин… господин виконт почти не выходит из своих комнат. Работа по дому не сложная. И Ханна, и Агнес – она приезжает из Большой Долины – следят за тем, чтобы все было хорошо. Просто сегодня вспомнили про мою маму и…
– Ты не остаешься наедине с виконтом или этим мальчишкой, Ленно? – требовательно спросил Жель.
– Нет, не остаюсь, – соврала Исабель, глядя освященнику прямо в глаза.
Тот медленно кивнул.
– Хорошо. Хорошо, Исабель. И да, я надеюсь, господин виконт поймет твое желание утром в субботу присутствовать на службе в храме и позволит тебе прийти позже.
– Разумеется, – ответила Исабель чинно. Она совсем, совсем забыла про службу. Жель снова кивнул и, обогнув Исабель, отправился в сторону храма. Девушка, потерев запястье, нахмурилась.
Раздражение. Глухое раздражение поднималось в ней. Незнакомое, жгучее и неприятное. И она не знала, что делать с этим.
Глава 7
Я просыпаюсь, когда часы показывают почти девять утра, бодрый и полный сил. Сегодняшний день пасмурен. Солнце лишь ненадолго проглядывает сквозь тучи и накрапывает дождик, но это даже хорошо. После нескольких дней жары Висконти и остальным розам нужно освежить листья.
Я хмыкаю. Исабель в поместье всего ничего времени, а я почти перестал разговаривать с вещами, розарием и с самим собой. Несколько дней с ней ощущаются как несколько недель, в хорошем смысле. Устоявшиеся, приятные будни. Конечно, когда вернется Мелех, Исабель покинет Лозу.
Я медленно вдыхаю и выдыхаю. Если я и научился чему за годы, последовавшие после череды лет безумной ярости, пьянства и апатии, так это принимать каждый день, не заглядывая вперед.
Внизу встречаю Ленно и Ханну. Ленно, почти не жуя, заглатывает свежие пирожки: есть с капустой, есть с яйцом, есть с печенкой. Выбираю себе с яйцом.
– Господин, для вас письмо, – вспоминает Ленно и лезет за пазуху. Вчера он вернулся совсем поздно и сразу ушел спать. Решаю не ругать его за то, что не отдал письмо сразу, одна ночь в моем случае не решает ничего. Под моим взглядом Ленно смущается, быстро вытирает руки о штаны, и затем уже достает конверт из желтоватой бумаги. На конверте, одна на одну, громоздятся печати. Письмо проделало долгий путь, и я точно знаю, от кого оно.
Киваю Ханне и Ленно, выхожу из кухни, огибая кошачье семейство. Кошка приручилась настолько, что пирует теперь прямо на ступеньках. Да и пусть, мне не жаль. Котята удивительно быстро округлились и распушились и лежат в тени, лениво следя за матерью. В кустах мелькает быстрая шуршащая тень. Крысам в поместье жить просто: коты сыты, а в компостной куче всегда есть объедки. В отличие от моего дядюшки, ненавидящего все живое, я и к крысам отношусь спокойно. В конце концов, у них смешные чешуйчатые хвосты, маленькие пальчики и удивительное чувство собственного достоинства. Надо сказать, крысы Лозы не наглеют. В дом не залезают, ничего не воруют, на глаза стараются не попадаться. Возможно, проклятье
