Да уж, самое время для стаканчика бренди. Кладу Исабель на диван, пусть спит здесь до утра. Выхожу, пока желание уснуть рядом не становится слишком сильным, и плевать, что диван недостаточно широк.

«Дочка собрала ягоды и букет» – тонко, нечего сказать. Именно это ребенок и озвучила маме. Интересно, кем же ты был, всадник. Кому ты вез «воронью смерть» и зачем дал ее ребенку. Или ты не знал, что за ягоды везешь? Ты лично собрал, не погнушавшись ползать под деревьями, чернинку, положил ее в мешочек и собирался подарить даме сердца? Перепутал влажный лог с сухим подлеском? Глупость полная, но я видал немало дураков и дурацких подарков. Кружево от платочка, которым вытирали слезы разлуки. Локон волос. Засушенное крыло стрекозы. Мало ли безумных смыслов вкладывают люди в самые нелепые вещи.

И все же…

Все же надо дождаться ответа от Жан-Жака.

Небо хмурилось все сильнее, и Ханна торопила Исабель. Надо выйти до того, как начнется дождь. Да и Петер – муж Ханны – не любит ждать за воротами, переминаясь с ноги на ногу. Ханна посмеивалась, говоря об этом, но в ее глаза была нежность. Любит она своего ревнивого, немногословного Петера. С тех самых пор, как ударом кулака на ярмарке в Большой Долине он свалил с ног охальника, вздумавшего зажать Ханну у околицы. Свалил, бережно поправил на растерявшейся, тогда еще юной Ханне платок, и пробасил:

– Не боись, обходить по дуге будут. Каждый. Калач хочешь?

Как выяснила потом Ханна, для Петера это была очень длинная речь.

Исабель не хотелось уходить. Она бы лучше спряталась в комнате, заткнув уши и зарывшись лицом в подушку, пока не пройдет гроза. Или бы попросила у Винсента посидеть с ней в библиотеке. Да хоть пироги печь, вон, что Ханна напекла, Ленно все еще с утра доел. Но виконт молчал, Ханна хмурилась все сильнее, и Исабель сделала вид, что ищет платок – без платка никак, ветер поднялся такой, что продует моментально. В конце концов Винсент отправил Ханну вперед, иди, мол, к мужу, а Исабель следом выйдет. Он так и не предложил остаться и Исабель подумала, что теперь уже действительно стоит поторопиться. Благо, солнце выглянуло сквозь тучи, значит, время добраться до дома еще есть. А там она завесит окна, заберется под одеяло, зажмурится, закроет уши руками и как-то переживет этот вечер. Если повезет – гроза не будет бушевать до утра и ей даже удастся поспать.

Солнечные лучи пропали, не успела Исабель и до ворот дойти. Петер приехал в повозке: он сгреб Ханну в охапку, почти закинул за бортик и легонько стегнул вожжами гнедую кобылку. Исабель только что успела рукой махнуть вставшей было в повозке Ханне, мол, все хорошо, я дойду – и повозка уже мчалась прочь. Петер не очень задумывался о таких вещах, как, например, не стоит ли подвезти живущую в другом конце деревни девушку, чтобы она не попала под дождь. Впрочем, Исабель не обиделась, в конце концов, она не жена Петера, не родня, не дочь. А внимание и воспитание – что ж, у всех свои, не стоит судить строго.

Молния сверкнула, как только Исабель вышла за ворота. Девушка еще успела сделать несколько шагов вперед, а затем грохот грома и новая вспышка заставили ее оцепенеть. Ливень обрушился стеной, вокруг моментально стало темно, но Исабель едва ли это видела, понимала и осознавала. Каждая вспышка, каждый раскат заставляли ее сжиматься все сильнее от всепоглощающего ужаса, чувства, что она умирает и спасение не придет. Воспоминания наслаивались друг на друга, нежеланные, давно загнанные в угол, выползавшие призраками в каждую грозу. Но никогда так сильно, как сейчас. Никогда.

Поле. Молния. Мама.

Экипаж. Всадник. Ягоды.

Всадник. Дорога. Мама.

Цветы. Мама. Снова гроза.

Гроза. Гроза.

– Исабель! – ей показалось, что она слышит голос Винсента. Но язык не слушался ее и едва ли она могла что-то ответить.

– Исабель! – еще одна вспышка, там, где-то сбоку, но это не молния. Глухой вскрик, и снова вспышка.

Сознание затухало. Исабель была и здесь, наяву, и где-то там, в полуобмороке, среди хоровода воспоминаний. Кто-то схватил ее под руки и поднял – кажется, Ленно. Перед глазами мелькнули ворота и другие руки, крепко и надежно, подхватили Исабель.

Винсент.

Исабель вцепилась в мокрую рубашку виконта, единственный якорь среди накрывшей ее темноты. Когда она снова пришла в себя, виконт растирал ее заледеневшие руки. Призраки никуда не ушли, наоборот, картинка стала цельной и ясной и Исабель надо было рассказать, обязательно рассказать об этом, но губы плохо ее слушались, и она не могла издать ни звука. Ленно сказал виконту, что тому стоило бы переодеться и Винсент вышел из комнаты, попросив юношу приглядеть за Исабель. Ленно подошел к камину, подкинул поленце и вздохнул.

– Ты как?

– Не… знаю, – голос был тихий, хриплый и срывающийся. Исабель закашлялась, села и плотнее закуталась в плед. Одежда неприятно липла к телу, но внутри кокона из пледа было достаточно тепло, чтобы перестать дрожать.

– Но… спасибо. Это же ты… меня принес?

– За ворота – я. А дальше… Я думал, господин виконт с ума сошел, – задумчиво сказал Ленно, глядя на огонь. Смысл его слов ускользал от Исабель, все еще пытавшейся прийти в себя.

– По… почему.

Ленно перевел на нее смущенный взгляд.

– Прости, не мое это дело говорить такие вещи. Просто… Я услышал крик, думал, виконт злится на что-то. Ну, у него бывало раньше такое. Он мог выйти поорать на снег. Потому, что, ну, снег засыпал все вокруг и оставил одно «мерзкое белое спокойствие». Кажется, так он говорил.

Я решил проверить, все-таки, ну, такая гроза. А там виконт дерется с оградой, а та его бьет. А ты стоишь на коленях, там, за оградой.

– Бьет? – Исабель повернула голову к Ленно. – Что это значит?

Ленно почесал в затылке и отодвинулся от камина подальше – огонь разгорелся и сидеть рядом стало жарко.

– Ну… проклятье не дает господину виконту выйти за пределы поместья. А предел это, ну, ограда и есть. Это как удар, я видел один раз. Господина отбросило на несколько шагов назад, вспышкой. И кожу ему обожгло. А тут он стоял, вцепившись в ограду, а от той вспышка за вспышкой. Мне кажется, это очень больно. Я видел его