– Ага. Чтобы сказали, что мы старика водицей поим, а на его деньги жируем, – хмыкнула Агнес. И, опершись руками на стол, взглянула на девушку.

– А я тебя помню. Ты маленькая была, но помню. Я молодая была совсем, а лучше меня платья-то никто в Малой Долине не шил!

В памяти Исабель мелькнула фигура матери, поглаживающая рукой отрез ткани нежно-голубого цвета. Исабель покачала головой. В глазах Агнес мелькнуло сочувствие.

– Твоя мама попросила меня сшить ей несколько платьев. Боги видят, в Малой Долине мало кому были нужны мои наряды, простое платье может сшить себе каждая приличная женщина. А уж тратиться на что-то менее практичное… Разве что на праздник, да много ли их у нас. А твоя мама… она принесла мне такую ткань, желтую как лютик, – Агнес, вздохнула и улыбнулась своим воспоминаниям.

– И платье надела на ярмарку. Самая яркая там была, уж как твой отец ей любовался! И сказала мне, чтобы я не бросала свою мечту. Она принесла мне еще ткани, но… мы не успели сделать ни одну примерку.

Исабель несколько раз моргнула.

Не думать, не думать, не думать.

Не вспоминать.

Ржание коня, топот копыт. Шорох ткани. Лицо, приближающееся к ней.

Лицо мамы.

Ярко-красные губы всадника.

Винсент скосил глаза на Исабель и пододвинул ей свой, так и не надкусанный кусок хлеба, взяв себе новый.

– Я все равно дошила их, – Агнес отвернулась и взяла с полки буфета блюдце.

– Кого? – спросил Винсент.

– Платья, господин виконт, – видимо, Агнес Винсент на «ты» переходить не предлагал. Ну или она не согласилась. – Все три платья, которые заказала Лисавет. Не знаю уж, зачем. Мне показалось, будет нечестным не сделать этого. Голубое, кремовое и зеленое.

– А в том желтом ее похоронили, – глухо сказала Исабель. Кусок не лез ей в горло.

Агнес со звоном поставила блюдце.

– Фигурами вы похожи, – сказала она, не оборачиваясь. – Платья я переложила от моли, да от тлена. В сохранности они. Принесу. Живу я давно уже в Большой Долине. Ко мне дамы даже из города не брезгают приезжать, права была твоя мама. Надо было только место найти не такое… скучное, как Малая Долина. Сын меня привозит раз в два дня к дороге до поместья, вот я и возьму платья. Твои они.

– Спасибо, – глухо ответила Исабель. Агнес кивнула – что уж там лишние слова и благодарности, все и так ясно.

Винсент поставил чашку на стол и закашлялся.

– Кажется, я слишком рано поднялся с кровати, – пробормотал он. – Надо бы присесть. Исабель, будешь сегодня читать вместо меня. Только не стихи. Выберем какое-нибудь успокаивающее жизнеописание.

Виконт резко поднялся со стула и Исабель, сделав еще глоток кофе, встала следом.

Агнес хороший человек. Не слишком общительный, но хороший. Я разрешаю ей приезжать раз в пару дней – дорога из Большой Долины неблизкая, а подвозить Агнес каждый день сын не может. Зато она прекрасно и быстро убирается. Без нее и Ханны Лоза выглядела бы не в пример запущеннее. Я не ожидал, что Агнес знала мать Исабель. Дьевон, да я и не знал, что она шьет. С чего бы преуспевающей швее подрабатывать в моем унылом обиталище? Хотя нет, конечно же есть, с чего. Век швеи не так уж и долог. Разумно накопить денег и уйти на покой до того, как глаза перестанут видеть, а пальцы не смогут держать иглу как прежде.

А еще я не ожидал, что короткий рассказ Агнес так подействует на Исабель. Мне казалось, она должна была бы быть рада любому свидетельству о жизни своей матери. Любому воспоминанию. Но я видел, что Исабель напряглась так, словно изо всех сил старалась НЕ вспоминать. И я видел, что ей трудно.

Пришлось прервать завтрак, честно говоря, чувствовал я себя и впрямь снова неважно. Но и чтение мне было не интересно, мне просто надо было увести Исабель. А еще мне по-прежнему была интересна Лисавет. Возможно, жестокий интерес, но не все в нашей жизни оберегает и не калечит нас. Может, Исабель пора вспомнить про это, вместо того, чтобы что-то бормотать про себя, сгорбившись, словно в ожидании удара, от простого упоминания о своей матери.

Когда Исабель проходит мимо, я ощущаю тонкий запах лаванды.

Значит, мыло мамы она все-таки нашла.

Честно говоря, мне приятно. Я не был уверен, что поступаю так уж верно, отдавая Исабель комнату мамы. И не уверен, что смог бы смотреть на то, как чужачка становится похожа на призрак бывшей хозяйки Лозы. Хотя, мне кажется, поместье Исабель чужой не считает. Оно как-то подозрительно ласково поскрипывает половицами под ее ногами, приветственно приотворяет сквозняком двери, шуршит листьями на дорожке, блестит солнечными зайчиками стекол.

К счастью, у Исабель обнаруживается удивительная деликатность. Она не берет ничего из вещей мой мамы. Ни платье, ни какую-нибудь заколку, ни шаль. А мыло… мыло это просто мыло. Маме бы понравилось, что она смогла так позаботиться об Исабель. Я начинаю подозревать, что Исабель могла бы стать любимой служанкой мамы. Хотя… нет, служанкой я ее как раз представить и не могу.

У входа в библиотеку я беру Исабель под локоть. Ловлю себя на мысли, что в этом жесте есть что-то очень домашнее. И тут же, стиснув зубы, ругаю себя и убираю руку.

Ну нет.

– Я не хочу читать, передумал, – говорю я. Исабель, снова спокойная и невозмутимая, смотрит на меня чистым открытым взглядом.

– Можно тогда я кое-что предложу? – спрашивает она. – А если не читать, а показывать?

– Что? – кажется, ей удалось меня удивить.

– Растения. Ты говорил, твоя мама любила растения. И у нее была книга… атлас…

– Говорил? – снова удивила. Я такого не помню.

– Ночью, когда снова просыпался, – Исабель немного смущается. – Ты говорил про отца… про маму… а потом уснул. А потом снова проснулся и стал говорить что-то про воронью смерть и про то, что твоя мама любила растения, и что у нее была книга. Я бы хотела посмотреть. Я люблю книги, в которых интересно.

Меня прошибает пот – и это не от болезни. Что еще я успел наговорить Исабель и какие еще вопросы она может задать?

С другой стороны… ну и пусть? Может, атлас и хорошая идея.

– Идем, – я показываю на книжный шкаф в углу библиотеки. – Атлас мамы я храню там, в специальном футляре, чтобы защитить от пыли.

Я достаю атлас, тяжелый, покрытый