В силу своего географического положения Россия ощутила необходимость взаимодействия с угрозой, исходящей с Запада, практически одновременно с тем, когда столкнулась с восточными вызовами своему выживанию. Но вплоть до XVIII в. она никогда не была настолько близка к своим могущественным противникам в Западной Европе, чтобы отношения с ними стали важнейшим фактором ее развития и внешней политики. География российской государственности на самом важном – первоначальном отрезке ее истории с центром в Москве, наряду с приверженностью православию, гарантировала все наше последующее участие в международной политике с позиций самостоятельной, осознающей свою уникальность державы.

Откуда взялась сила Москвы?

Географическое положение Москвы среди других русских земель-княжений стало одновременно важным фактором ее достижений во внутриполитической борьбе за лидерство, геополитическим преимуществом в отношениях с иноземными противниками и, наконец, твердой основой национального взгляда на геополитику. Поэтому один из наиболее важных вопросов, который мы задаем, стремясь понять природу российской государственности и нашей внешнеполитической культуры: откуда взялась сила Москвы? Какие уникальные особенности размещения московского княжества на общем пространстве великорусского междуречья Волги и Оки создали условия для того, чтобы сформировать человеческий и хозяйственный потенциал, позволивший объединить все Русские земли, а затем распространиться на колоссальные пространства Евразии? Что в этих особенностях географии стало наиболее важным для восприятия московскими правителями такого понятия, как геополитика, и что легло в основу связанных с ней особенностей русской внешнеполитической культуры?

Некоторыми из этих вопросов задается в начале прошлого века выдающийся русский историк и географ М. К. Любавский в своей книге «Образование основной государственной территории Великорусской народности», которая и сейчас остается одной из немногих книг о российской истории, написанных с точки зрения историко-политической географии[157]. Суммируя свои теоретические построения в другой работе, он же отмечает: «Благодаря своему многолюдству Московское княжество сделалось самой крупной политической силой, которая понемногу и начала дело собирания северо-восточной Руси под своей властью. Так, вследствие сгущения населения в известном районе Ростово-Суздальской области, произведенного натиском татар, образовалось государственное ядро, которому суждено было вобрать в себя постепенно княжества и земли северо-восточной Руси и вырасти в обширное и могущественное Московское государство»[158].

Мы видим, таким образом, как географическое положение первоначально небольшого княжества существенным образом повлияло на приобретение им в течение достаточно короткого времени основных ресурсов, необходимых для победы во внутриполитической борьбе и консолидации русских земель в отношениях с соседями. Понятно, что только география не могла бы произвести такого эффекта: она влияла в сочетании с другими факторами, которые мы рассмотрим в следующих главах этой книги. Но именно расположение, как согласны историки, стало особенно важным фактором на первоначальном этапе, когда наиболее интенсивные потоки населения Южной и Юго-Западной Руси, а также других приграничных с Ордой земель направлялись в этот глухой угол Русского Северо-Востока, а не в даже более выгодно расположенную Тверь. Тем более что удачное военно-стратегическое положение Москвы оказалось решающим фактором именно в силу общего исторического контекста, для которого самое важное значение имел потенциал той или иной русской земли-княжения в деле консолидации военных ресурсов и объединения в своих руках внешнеполитических отношений всей Великороссии. Другими словами, география Москвы была наиболее благоприятной для решения задач будущего единого государства.

Русский историк второй половины XIX в. Д. И. Иловайский начинает свой труд о политической истории образования единого Русского государства такой характеристикой: «Почти в самой середине Восточно-Европейской равнины, в отлогой котловине, лежит город Москва, с именем которого неразрывно связано понятие о средоточии великорусского племени и русской государственности»[159]. Московское княжение находилось на стыке нескольких экономических артерий, связывавших отдельные земли русского Северо-Востока, а также лежащих на Западе Новгородской, Смоленской и Псковской земель. Иловайский пишет, в частности, что «положение на границе нескольких волоков с одним из важнейших водяных путей очень рано сделало Москву узлом перекрещивающихся торных дорог, по которым ходили и русские князья со своими дружинами, и русские торговцы со своими товарами»[160]. Мы видим, что торгово-экономические преимущества здесь достаточно рано сочетаются с общестратегическими – Москва может выступать в качестве центра накопления ресурсов, который достаточно удален от границ, обеспечен транспортными артериями и при этом не находится на отшибе по отношению к другим русским землям-княжениям. А. Е. Пресняков отмечает, что такое сочетание факторов географии определило «значение московского перекрестка – прежде всего стратегическое»[161], как естественного сердца Русской земли, через которое проходят все ее кровеносные артерии.

Скорость первоначального накопления Москвой демографических ресурсов оказалась внушительной благодаря угрозе, с которой сталкивались русские земли во второй половине XIII – начале XIV столетия. «После нашествия Батыя и под влиянием последующих походов монголо-татар начался переход населения с востока и центра Суздальщины на ее более безопасные в военном отношении западные окраины: Тверь и Москву. Тем самым вскрывалась причина быстрого усиления не только Московского, но и Тверского княжества, уже в последней трети XIII в. начавших играть крупную политическую роль на русском Северо-Востоке. Один и тот же демографический фактор привел к появлению и развитию двух новых, неизвестных в домонгольский период северо-восточных русских княжеств, образовавшихся на пограничье старой Суздальщины. География политических центров на Северо-Востоке изменилась. Это предопределило ту территориальную основу, которая в дальнейшем стала базой объединения страны»[162].

Таким образом, благоприятное положение Москвы и Твери выделило их с самого начала как главные потенциальные центры русского объединения, ставшего неосознанной необходимостью после монгольского нашествия 1237–1241 гг. Их географическое положение было наиболее благоприятным с точки зрения безопасности населения и возможностей для его хозяйственной деятельности. Сюда стекалось население с других, более опасных направлений Северо-Восточной и Южной Руси. При известной рачительности и расчетливости московских князей из рода Даниила Александровича ресурсная база их власти постоянно возрастала в наибольшей безопасности от тех соседей, которые могли бы существенно ей навредить.

Но дело было не только в силе: Тверь была не менее сильна в одно время и расположена на важнейшем торговом пути, но только этого оказалось недостаточно. Не только Москва в первые несколько десятилетий после внешнеполитического кризиса середины века получала выгоды от своего положения. Современный историк отмечает: «происходит объективный процесс изменения территориальной основы консолидации северо-восточных княжеств. Выгоды географического положения Твери, Костромы, Городца и Москвы, явившиеся результатом демографических изменений в Северо-Восточной Руси, вызванных монголо-татарским игом, несомненно, благоприятствовали тому, что именно эти города в противовес всем остальным смогли успешно претендовать на роль того центра, вокруг которого в будущем смогла бы объединиться вся Северо-Восточная Русь»[163]. Играли важную роль факторы, возникающие от сочетания объективного положения Москвы и его внешнеполитических последствий.

Регион Москвы был отделен от соседей Руси другими