Но отметим, что топография Русского государства в период его формирования была исключительно благоприятной для формирования его силовой базы. Традиционно важнейшими геополитическими факторами считаются реки как важнейший способ коммуникации и горы как непреодолимые разделительные барьеры. В Центральной России всегда было невероятное количество рек и практически отсутствовали горы. Многочисленные реки стали центральной особенностью русской жизни и, в последующие века, источником российского территориального могущества: «Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы понять, насколько способствовало развитию Суздальской земли положение водных путей. Большинство основных рек текло с запада на восток, а три из них, Клязьма, Москва и Ока, сливались с Волгой в начале ее великого поворота на юг к Каспийскому морю, что обеспечивало купцам удобные речные пути на рынки Востока. В то же время притоки Оки Москва и Угра вели на юго-запад, к Смоленску, и оттуда к Балтийскому и Черному морям, а Новгород, крупный западный торговый центр, был соединен с Тверью реками Мста и Тверца. Кроме того, притоки, равномерно разделяющие территорию между верхним течением Волги и Клязьмой, служили водными путями между большинством основных городов в междуречье, а также давали выход к главным рекам»[153].

Центр объединения земель под властью Москвы находился в уникальном районе истока множества рек, делавших военную экспансию, внутреннее сообщение и торговлю исключительно удобными с транспортной точки зрения. Современный историк отмечает: «В условиях Восточно-Европейской равнины решающее значение имели реки, водные пути, по которым и шло образование древнейших княжеств: „…Особые речные системы определяли вначале особые системы областей, княжеств“[154]. Природа указала и место сложения Русского государства. Это район истоков рек Волги, Днепра и Западной Двины – „Великая Россия, Московское государство, справедливо называемое страною источников: отсюда берут свое начало все те большие реки, вниз по которым распространялась государственная область“. Политический центр рассматривался как центр географический, к которому в силу естественных природных условий стягивались территории более удаленных княжеств. Рост государственной территории С. М. Соловьев трактовал как мирное заселение пустых пространств вдоль течений крупных рек: „государство при расширении своих владений занимает обширные пустынные пространства и населяет их“, а „реки много содействовали единству народному и государственному“. Применительно к Северо-Востоку увеличение государственной территории выразилось, по мнению С. М. Соловьева, в освоении земель по р. Волге и по речным путям на юг от г. Ростова»[155].

Таким образом, в отличие от большинства континентальных государств мира, Россия в период становления не была разделена реками, а связывалась ими воедино летом и, по санному пути, зимой. Противоположные примеры многочисленны. Так, Франция разделена по оси Луарой, территории южнее которой исторически были для французских королей пространством, которое было нужно завоевывать и удерживать через ликвидацию там предпосылок для складывания отдельной народности и государственности. Германия с юга на север разделена Рейном и Эльбой, территории к западу и востоку от которых рассматриваются как доступные для того, чтобы быть отторгнутыми в пользу соседей. Китай драматически разделен с запада на восток рекой Янцзы, к северу и югу от которой расположены сильно отличающиеся в культурном отношении пространства одного народа. При этом южные земли всегда становились прибежищем для населения, которое устремлялось туда от вторжений кочевых варваров евразийской степи, а китайцы на севере, наоборот, абсорбировали в себе пришлые скотоводческие племена хунну (сюнну), монголов и маньчжуров.

Россия, напротив, изначально объединялась реками в единый организм, связанный возможностями круглогодичного сообщения – на плавательных средствах или по льду в зимнее время. При этом местоположение Москвы как главного административного центра Русской земли со второй половины XIV в. отличалось умеренностью – она не стоит на большой реке, вроде Оки или Волги, а связана с ними притоком в виде Москвы-реки. Тверь, стоящая на Волге, или расположенный на этой реке Нижний Новгород располагали более яркими географическими преимуществами, однако были ближе к внешним границам Руси, доступнее для иностранных вторжений. Умеренность московского положения на карте русских земель-княжений вносила свой вклад в формирование культуры, где никакие преимущества не являются слишком очевидными. Но одновременно географическое положение способствует проявлению энергии, необходимой для извлечения из него выгод, возрастанию значения субъективного фактора, в чем Москве, как мы увидим далее, явно повезло.

В последующие столетия продвижение русских в Сибири также осуществлялось по рекам, которые становились сравнительно безопасными внутренними путями коммуникации и позволяли избегать соприкосновения с особо воинственными народами степного пояса. Вплоть до XVIII в. основное сообщение между центром Русского государства и его владениями в Сибири осуществлялось посредством речных коммуникаций, в обход пространств центральной Евразии. Основные русские города и крепости в Южной Сибири воспроизводят логику освоения Волго-Окского междуречья: с опорой на речные коммуникации и военную функцию рек, не только как барьеров, но и как транспортных путей. Поэтому ни одна из великих сибирских рек не смогла остановить движение русских на Восток до тех пор, пока они не столкнулись с «рекой Черного дракона» (Амур), за которой начиналась уже другая великая цивилизация. При этом рек в России всегда было слишком много, чтобы растущее государство могло быть локализованным вокруг лишь одной из них. В последующие столетия все военные и экономические форпосты России основывались на реках, что обеспечивало внутреннюю связанность территорий, в центре которых находится Москва.

Второй важнейший фактор географии – это горы. Россия до перехода через «Камень» (Уральские горы) не имела внутри ни одной топографической преграды, в отличие от Западной Европы, где горные цепи стали важнейшим фактором национально-государственного размежевания. Московским великим князьям топографические особенности окружения, наоборот, позволили консолидировать власть и расширить пределы могущества после того, как задачи обороны позволили преодолеть первоначальную разделенность, обусловленную расселением и хозяйственной деятельностью. Обширное расселение русского народа требовало чрезвычайных усилий для функционирования единого государства, но оно же создавало условия для его территориальной экспансии, не сталкивавшейся с непреодолимыми горами и воспринимавшей реки в качестве путей сообщения, а не потенциальных государственных границ. Сформированная на самых ранних этапах безграничность российских представлений о возможности собственного присутствия делает сложным определение политических, искусственных пределов, взаимное признание которых традиционно служит основой дипломатических отношений между равными державами. Эта безграничность была воспитана в процессе переселенческого движения народа, не встречавшего на своем пути непреодолимых преград. Одновременно открытые пространства для вторжений извне порождают двойственность восприятия географии как возможности и вызова. Затем она передалась созданному им государству и его способу «мыслить» о внешней политике.

То, что в эпоху, которая может считаться решающей для формирования политической карты, Россия не соприкасалась с непреодолимыми физическими преградами, накладывает глубокий отпечаток на наше отношение к проблеме естественных границ. В первые столетия истории России не требовалось приобретать привычку