Вали-хана, но дали ему только личное письмо и не предоставили никаких гарантий признания[361]. Тем не менее в Кабуле существовало небольшое американское сообщество. Американский геолог Эрнст Фокс искал золото в Бадахшане. Преподаватели английского языка обучили целое поколение представителей афганской элиты, получавших высшее образование в Педагогическом колледже Колумбийского университета и в Университете Вайоминга[362]. Но только в январе 1942 года, под влиянием нацистской угрозы, бывший поверенный в делах США в Тегеране открыл американское посольство в Кабуле.

В 1946 году случавшиеся ранее недоразумения уже казались далеким прошлым. Задачи, которые кабульское правительство поставило перед компанией «Моррисон — Кнудсен», казались простыми: во-первых, преобразовать канал Бохру с помощью отводной дамбы, чтобы орошать пустынные земли в Нади-Али и Марже; во-вторых, построить на том же канале отводные сооружения, чтобы пустить воду во второй канал, Шамалан; и в-третьих, «улучшить дороги между Чаманом и Кандагаром»[363]. И все же стоимость каналов вышла из предполагаемого бюджета. Уровень воды в Бохре повысился. В районах вокруг Бохры и его Шамаланского ответвления отсутствовал надлежащий дренаж. Как уже говорилось ранее, в 1949 году афганское правительство обратилось к Экспортно-импортному банку США за займом для финансирования второго контракта. Еще больше инженеров «Моррисон — Кнудсен» стали работать на юге страны, занимаясь переделкой каналов и строительством двух новых плотин. В 1952 году Кабул основал Администрацию долины Гильменда (АДГ) — правительственное учреждение для управления развитием региона и переселением в него новых жителей.

За этой непонятной аббревиатурой скрывалась любопытная история, имевшая отношение к созданию государства. Руководящие документы АДГ четко указывали на основную цель организации: переселение кочевых афганских племен на недавно мелиорированные сельскохозяйственные земли[364]. Это был отнюдь не малозначимый проект: в южном Афганистане кочевники из пустынь Регистан и Дашти-Марго передвигались с места на место в поисках оазисов или вообще покидали пределы страны в самый засушливый период. А в восточном Афганистане пуштуны-кочевники оказывались вместе со своими стадами то в Афганистане, то в Пакистане[365]. Однако создание единого государства было несовместимо с такой кочевой жизнью, и поэтому в начале 1950‐х годов Кабул решил переселить значительную часть восточных пуштунов в район Нади-Али. Предлагая проект орошения южных пустынных районов Афганистана водами реки, протекавшей по территориям нескольких стран, АДГ хотела объединить скотоводов, скитавшихся по афганским и неафганским землям, и в то же время заинтересовать этим проектом делавших ставку на мелиорацию американцев. Последняя идея — не преувеличение. Когда Пол С. Джонс, инженер компании «Моррисон — Кнудсен», ездил по провинции Гильменд в 1950–1951 годах, он полагал, что выполняет определенную миссию: несет местным жителям свободу[366]. Ему казалось, что та же мелиорация, что принесла цивилизацию американскому Великому Западу, сможет цивилизовать и Азию. Провинция Гильменд, в представлении Джонса, процветала в древние времена — при Дарии и Александре, — однако впоследствии засуха уничтожила эти древние цивилизации. Теперь же, объяснял американец, «случилось так, что через 2250 лет — в 1950‐е годы нашей эры — началось еще одно „завоевание“… на этот раз прямо противоположное. ЗАВОЕВАТЕЛЬ: Его величество король Афганистана и его правительство. АРМИЯ: „Моррисон — Кнудсен“ и тысячи афганских рабочих. ВРАГ: непокорная Природа. ПРИЧИНА ВОЙНЫ: исполнение Природой своего решения — обречь обширный регион на засуху навсегда. ПОЛЕ БИТВЫ: долины рек Аргандаб и Гильменд и бассейн Систана»[367].

Джонс, слабо разбиравшийся в истории, отождествлял преобразования, произошедшие на американском Великом Западе, с югом Афганистана. Он полагал, что эта страна является «новым фронтиром»; жизнь пуштунов-кочевников представлялась ему «афганской версией американской эпохи „крытых фургонов“ и поселений, возникших в ходе осуществления наших ирригационных проектов на Западе»[368]. Правда, пуштуны, добавлял Джонс, были, хотя и «дикими и беззаботными, как настоящие североамериканские индейцы, но в то же время не бедными, поскольку владели значительными стадами»[369]. В беседах с афганским инженером о будущем АДГ Джонс развивал мысль о сходстве жизни на американском Западе и в Афганистане: «…фермерские хозяйства, деревни, школы, больницы, центры отдыха, промышленность, улучшенное сельское хозяйство, электроэнергия, животноводство — богатства этой плодородной и необитаемой земли хватит на всех афганцев, которые захотят преобразовать ее по плану, сходному с американским планом подъема новых земель с помощью мелиорации; воду для орошения можно взять из реки Гильменд с ее многочисленными ответвлениями, которая сопоставима по масштабам с рекой Колорадо»[370].

В размышлениях Джонса отразились современные ему американские воззрения на развивающийся мир. Американцы его поколения наделяли мелиорацию смыслами, придававшими ей «различные метафорические значения <…> орошаемые земли служили как бы экраном, на который менявшееся общество проецировало свои надежды и страхи»[371]. У американских реформаторов имелись веские аргументы, способные убедить афганские министерства внутренних дел и сельского хозяйства, что такие законодательные акты США, как «гомстед-акт» (Закон о бесплатном выделении поселенцам земельных участков), Закон о пустынных землях и Закон об аренде участков с целью добычи полезных ископаемых, действительно смогли «поднять» земли американского Запада, как выражался Джонс. Миллионы американцев, поселившихся к западу от Миссисипи, поэтически сравнивались с порывами ветра, надувавшего паруса корабля «Доктрина Предначертания». В Калифорнии частные мелиорационные компании и общественные организации сумели отвести воду из реки Колорадо и перенаправить потоки, стекающие с хребта Сьерра-Невада, таким образом, чтобы превратить родные места Джонса, Калифорнийскую долину, в самый плодородный сельскохозяйственный регион в мире. Поселенческий колониализм и изобретательность мелиораторов стали самым надежным залогом свободы. И в дельте реки Гильменд, как некогда в Калифорнии, на месте прежних пустынь расцветут сады, причем это произойдет даже без тех организаций и того террора, которыми сопровождался приход англоязычных поселенцев на новые земли в Америке. Ведь калифорнийские плотины, помимо всего, иссушили реки, уничтожили популяции рыб и затопили поселения индейцев. По иронии судьбы именно произошедшее в Америке, где из‐за технического невежества мелиораторов оказались затоплены места проживания коренных народов, и внушало Джонсу уверенность, что с помощью воды можно восстановить «потерянные» цивилизации.

Все это сделало американцев «полезными идиотами» для предприимчивых афганцев. Однако идея «Пуштунистана» катастрофически исказила понимание иностранцами природы афганского государства. В условиях, с одной стороны, одобрения Хрущевым позиции Кабула по этому вопросу, а с другой — агрессивной торговли «пуштунским государством», которым занималось на международной арене афганское правительство, американские аналитики и такие люди, как Джонс, воспринимали пуштунский национализм как неотъемлемую черту афганской государственности[372]. Истинное положение дел было гораздо сложнее: испытывавшее недостаток и финансовых средств, и саморепрезентации постколониальное афганское государство просто воспроизводило основные колониальные метафоры (арийство, джихад, доминирование