Там не было никого, кроме цветного официанта. Я подозвал его к себе и спросил, кто только что вышел из соседнего с моим помещением. Он уставился на меня и показал на стол. Тогда я увидел, что стол накрыт, приготовлен для гостя, и за ним еще никто не сидел.

Я оплатил счет и проводил Хофмана в гостиницу. Мне никогда не нравился этот человек, хотя дела давно связывали нас. Тем не менее, я хотел, чтобы он поступил по справедливости.

Затем возник вопрос. Был ли жив доктор Голдман? Нет, разве я не помог похоронить его своими руками после того, как уже пошло разложение?

Что же мне тогда делать с голосом, который я слышал, и с речью, которая могла исходить только из уст убитого?

Я прекрасно понимал, что никакого подвоха быть не может, потому что знание о том путешествии в Фехзе и его тайной цели хранилось только в трех головах – убитого доктора Голдмана, Хофмана и моей, и, зная это, я не видел никакого другого вывода, что мертвый заговорил.

Около десяти часов вечера кто-то постучал в дверь моей комнаты, Хофман оторвался от книги, которую тщетно пытался читать, и спросил: "Кто там?".

Ответ прозвучал отчетливо: "Это я, доктор Голдман".

Я думаю, что никогда не видел такого ужаса, какой отразился на лице лейтенанта Хофмана при этих словах.

Я поднялся со стула и тихонько подскочил к двери. Повернувшись лицом к панелям, чтобы мой голос показался постороннему доносящимся издалека, я также спросил:

– Кто там?

– Это я, доктор Голдман.

В мгновение ока я повернул ручку и открыл дверь. Я был уверен, что мой посетитель не ускользнет от меня.

Там никого не было, и коридор был пуст.

Подойдя к порогу, я отчетливо услышал, как кто-то прошел мимо меня и вошел в комнату. Я развернулся и загородил своим телом дверной проем, чтобы помешать посетителю выйти.

Хофман также слышал, как вошел посетитель, и стоял в центре комнаты с выражением мучительного страха в глазах.

Медленно посетитель сделал круг по комнате, внимательно следуя вдоль четырех стен, но он был невидим для наших напряженных глаз – ужасное ощущение присутствия посреди нас, и не более того.

Он снова сделал круг. Мы слышали его легкие шаги по ковру и спокойное дыхание.

Он прошел мимо меня во второй раз и снова обошел комнату. Какова была его цель? Может быть, он намеревался так кружить вокруг Хофмана все эти долгие ночные часы? Боже мой, неужели он будет держать Хофмана в этом заколдованном круге до тех пор, пока несчастный не умрет от истощения или страха!

Невидимый посетитель снова обошел комнату, но на этот раз он не подошел ко мне так близко, как раньше. Может быть, он боялся моего присутствия? На мгновение я подумал, что это так, и моя смелость начала расти, но вдруг я понял смысл произошедшей перемены.

Хофман также все понял.

Убитый доктор Голдман медленно сужал круг и приближался к своему убийце.

Когда круг завершится – что тогда? Неужели убитый предстанет перед лейтенантом Хауфманом лицом к лицу и осудит его не разжимая губ.

Мое тело стало холодным как лед, и мне казалось, что я прикован в дверном проеме, чтобы стать свидетелем этого акта возмездия, замышленного и исполненного мертвыми.

Медленно круг сужался, дюйм за дюймом невидимый посетитель приближался к лейтенанту Хофману. Его легкие шаги были похожи на тиканье часов, отмеряющих мгновения, предшествующие гибели человека в кресле приговоренного к казни.

Затем он сделал последний круг и оказался перед Хофманом.

На мгновение не было слышно ни звука – мы перестали дышать. Затем из уст невидимого посетителя медленно и отчетливо прозвучали слова:

– Я дух убитого доктора Голдмана. Пойдем со мной.

Еще мгновение, и кровь, казалось, отхлынула от кончиков моих пальцев. Я бросился вперед к месту, где стоял Хофман. Его глаза были широко открыты и смотрели прямо перед собой – на что?

Я дотронулся до его руки. Он умер, и через мгновение его тело упало на пол у моих ног.

Несколько дней я лежал в доме своего друга, рассказывая о докторе Голдмане и лейтенанте Хофмане. Возраст, а также малярия, которой я заразился в Индии, вызвали горячку мозга, и прошел целый месяц, прежде чем я полностью пришел в себя.

Затем последовал долгий период выздоровления, в течение которого днем и ночью, бодрствуя и засыпая, я пытался разгадать загадку, которая меня поразила, ибо я не мог заставить свой разум поверить в то, что мертвый воскрес.

Но все было напрасно, и я понял, что объяснение – если эту ужасающую тайну можно объяснить – должно прийти извне.

Через месяц после того, как я покинул дом моего друга, я получил:

"Дорогой сэр! Лейтенант Гауфман, который умер в ваших покоях 3 октября прошлого года, умер справедливой смертью, причем от рук того, кто одновременно и является, и не является убитым доктором Голдманом.

"Невозможно", – воскликнете вы. Да, невозможно, но это правда.

Вкратце. Я сам, совершенно неизвестный вам и не менее неизвестный несчастному доктору Голдману, являюсь доктором Голдманом, убитым в этой деревне летом 74-го года; но я являюсь доктором Голдманом только с того момента, когда доктор Голдман покинул Бомбей в вашей компании и компании вероломного лейтенанта Хофмана, до того момента, когда доктор Голдман был убит упомянутым лейтенантом Хофманом.

С тех пор и до этого времени я являюсь и был американским первопроходцем и путешественником и никак не связан с доктором Голдманом, убитым немецким ученым.

В Фехзе, Индия, летом 74-го года, я был случайно ранен в голову и лежал в бунгало индийского врача, вероятно, на пороге смерти.

Пока я лежал без сознания, доктор Голдман был найден убитым и доставлен в тот самый дом, в котором я находился в то время. Ночью индийский врач, который лечил меня, тайно извлек из черепа убитого Гольдмана часть мозгового вещества, ткани и кости и пересадил их в рану на моей голове.

Под талантливыми и умелыми руками моего индийского врача эта необычная операция увенчалась полным успехом; но, что самое удивительное, когда я полностью выздоровел, я обнаружил, что наделен памятью о событиях за пределами моей собственной жизни, фактически, памятью о событиях в жизни доктора Голдмана между тем, как он покинул Бомбей, и моментом его смерти.

Прошло некоторое время, прежде чем я смог осознать значение этого аномального воспоминания, но, когда я понял его суть, я, страстно