Я, майор Путман, сидел с лейтенантом Хофманом за отдельным столом в ресторане в Новом Орлеане, а из-за соседнего стола, закрытого от нашего взгляда занавеской, доносился голос доктора Голдмана, убитого и похороненного летом 74-го года в Фехзе, в Индии. "Этот алмаз заставил бы царицу Египта стать скромнее" – именно эти слова он произнес за час до того, как мы нашли его тело в кустах за бунгало нашего индийского дома.

"Лейтенант Хофман рассказал мне о потерянном в Индии алмазе, – продолжал голос, – камень весом в четыреста пятьдесят каратов, блеск которого соперничал с блеском Питта[6]."

На мгновение Хофман облокотился на стол, и от ударов его сердца задрожали тарелки, затем он отпрянул и предостерегающе поднял руку. Голос продолжил:

"Я был поражен познаниями Хофмана в драгоценных камнях – в работе с ними он, казалось, был сведущ до самых кончиков пальцев, – и когда он сказал о больших размерах потерянного алмаза, я не стал в этом сомневаться, поскольку его познания в драгоценных камнях придавали достоверность его словам, и, в заключение, я согласился снарядить экспедицию для поиска этого потерянного алмаза. Лейтенант Хофман заверил меня, что он знает точное место, где был потерян алмаз, и только отсутствие средств не позволило ему вернуть его много месяцев назад."

– Хофман, – сказал я нарочито низким тоном, указывая на занавес между нами и невидимым оратором, в роли которого оказался доктор Голдман, – если бы я поднял этот занавес…

– Нет, нет, Боже мой, нет, – сказал Хофман, вставая.

– Если бы я поднял этот занавес, – повторил я, – то за ним ничего бы не было.

Я понял всю глупость своих слов в тот момент, когда произнес их, но их нельзя было не сказать. Мой впечатлительный и взволнованный друг упал на пол.

Я поднял его и встал лицом к занавесу между мной и убиенным доктором Голдманом с лейтенантом на руках.

"Итак, – продолжал голос, – взяв майора Путмана в качестве третьего представителя, так как он был храбрым солдатом и перед ним стояла большая опасность, мы покинули Бомбей и проехали около ста миль на северо-восток до деревни Фехзе."

Хофман не был без сознания, как я думал, потому что внезапно он прошептал:

– Он же был мертв, когда мы нашли его в кустах, и когда мы похоронили его, его тело начало разлагаться. Если вы поднимете занавес…

– Хофман, ты нервничаешь, и тебе лучше покинуть это заведение, – сказал я, понимая, как глубоко тронут мой друг.

"Мы оставались в Фехзе три дня, затем майор Путман, Хофман и я, в сопровождении индийского юноши, покинули деревню и поспешили к разрушенному храму, где, как предполагал лейтенант Хофман, был потерян алмаз. Потерян… нет, он никогда не был потерян. Он был украден и спрятан там. Я понял это, как только увидел храм и заметил, что Хауфман знаком с руинами."

– Это ложь, – прошептал Хофман, – ложь. Я никогда не пересекал руины раньше. Ложь, как и обман за этим занавесом. Ах, я был дураком, когда посчитал его за убитого Голдмана. Обманщик, мошенник, плут, укравший секретные сведения о том путешествии и, узнав о моем богатстве, пытающийся опорочить мою репутацию в корыстных целях. Я разоблачу его своими собственными руками.

Он начал было поднимать занавес, но я остановил его.

– Вы когда-нибудь рассказывали кому-нибудь о нашем путешествии в тот индийский храм и его цели? – спросил я.

– Никогда, – сказал он, отступая от занавеса.

– Я тоже, – ответил я, – а Голдман был найден убитым через несколько минут после нашего возвращения в Фехзе, так что никто не мог узнать от него о цели этого путешествия.

– Боже мой, – простонал Хофман пересохшими губами, – это доктор Гольдман.

"Не успели мы достичь руин, – продолжал неумолимо голос, – как на нас обрушился тропический шторм, едва не сбив нас с ног. Несмотря на ярость стихии, лейтенант Хофман спокойно подозвал индейца к себе, закрепил веревку на его талии и велел ему спуститься в узкий котлован под храмом и принести оттуда алмаз."

"Через несколько минут юноша вернулся. Опираясь на разрушенную колонну, он протянул руку. Там, на его ладони, без какой-либо защиты, лежала великолепная драгоценность."

"И вдруг алмаз вспыхнул, как огненный шар, и, пока мы смотрели, из протянутой руки юноши поднялся голубой пар, и она опустела."

"Я начал двигаться вперед, и тут на мою голову, казалось, обрушилась молния, и не успел я воскликнуть, как к моим ногам упала обугленная и почерневшая одежда индийского юноши."

"Одна молния уничтожила алмаз, а вторая взорвала юношу до исчезновения человеческого облика".

Это говорил убитый доктор Голдман, теперь в этом не могло быть никаких сомнений. Я повернулся к Хофману. Он вцепился в свой стул, чтобы не упасть. Он не обратил на меня никакого внимания, когда я подошел и взял его за руку, но с напряженным лицом ждал слов, которые должны были прозвучать из-за занавеса.

"Мы взяли тело индейца, – продолжал голос, – и отнесли его обратно в Фехзе на подстилке, укрыв от наших глаз зелеными ветвями, на которые капал дождь."

"Прибыли в деревню. Майор Путман объяснил туземцам, что индийский юноша был поражен молнией, а я в это время оттащил лейтенанта Хофмана в кустарник за бунгало нашего хозяина, индийского врача, и потребовал объяснений относительно его особых знаний об алмазе и месте его сокрытия".

Я снова посмотрел на Хофмана. Теперь он не дрожал, но все его тело было напряжено, и он наклонился вперед в напряженной позе слушателя.

"По мере того, как я расспрашивал лейтенанта Хофмана, – продолжал голос, – он становился все более дерзким, а затем вдруг потребовал, чтобы я спросил прямо – не думаю ли я, что он украл алмаз и спрятал его в развалинах храма. Я прямо ответил, что считаю его вором и обманщиком."

"В тот момент, когда я заговорил, он выхватил нож и вонзил его мне в сердце".

Во время последней части этой речи я прокрался вперед к занавесу, чтобы не пропустить ни слова, но теперь я внезапно обернулся к своему собеседнику. На меня пролился свет ужаса. Именно лейтенант Хофман был тем, кто последним видел доктора Голдмана перед его смертью. Именно лейтенант Хофман обвинил в убийстве местного жителя, которого никто не видел, кроме самого лейтенанта. Это Хофман убил доктора Голдмана?

На мгновение наши глаза встретились, затем, полулежа на столе, Хофман закричал:

– Ради Бога, не поднимайте этот занавес.

Я полуобернулся, схватился за занавеску и отдернул ее в сторону.

Там было пусто.

Никто не выходил из этого отделения, но, чтобы убедиться в этом, я