Шрифт:
Закладка:
А Рик… Он ведь мог меня бросить. Зачем ему я? Жена чуть не убившая члена его экипажа. Но он бросил все и сюда прилетел. Я могла сомневаться, не верить Горынычу, но… Бабочка в своих маленьких лапках унесла все сомнения. У меня не было права на трусливое бегство за спасительный полог смерти. Мне его не оставили.
Перевернулась на бок, неловко зацепившись отросшими волосами на угол подушки. Моя стремительно отраставшая светлая грива совершенно не походила на волосы белоглазых жителей Лиглы. У них даже после окрашивания специальными средствами на головах красовался пушистый и длинный, но все-таки мех, обрамляющий бледные лица веселенькими белыми облаками.
Мне же достались мамулины жесткие, гладкие локоны, упрямо свивающиеся в крупные спирали. Никаких косметических ухищрений и средств.
Их цвет, так недавно меня испугавший, все больше напоминал натуральное светлое золото. Или Солнце – Земную звезду. Так мне Рик говорил.
Я вдруг поняла, что лежу на боку, поджав плотно колени к груди и рассматриваю собственную прядь волос. Хорошо, хоть не палец сосу, с этой детской привычкой мама упорно и долго боролась.
Мама. Все эти годы я тщательно запрещала себе ее вспоминать. Это было так больно, как будто тупым ножом меня резали по-живому.
А теперь еще даже больнее. Я как будто теряла ее второй раз.
И что с этим мне делать?
А ничего. Я становлюсь похожей на нарезку творожного пирога, собранного по рецепту старой Кусты. Сколькие беленькие кусочки развалились на блюде и приходится всем делать вид, что «полезно и вкусно». Мне нужно собраться. Нужно освоить свой дар, приносить окружающим пользу, становиться сильнее. Взрослеть, наконец, а не сопли размазывать.
– Спишь? – тихий голос над ухом заставил меня вздрогнуть.
Передо мной вдруг возник Чисхисусу. И я даже вспомнила его имя.
– Хороший вопрос, – усмехнулась. – А если да?
– Я уйду и не буду тревожить, – он прошептал.
Очень вежливо и спокойно. Непривычно настолько, что я сразу села.
– Не сплю. Лежу, думаю. Выкладывай.
Прозвучало так глупо, как будто я глитч и на имперском могу связать в лучшем случае пару слов. Это заразно, похоже, скоро радостно зачирикаю.
– Там умирает ребенок. И ничем уже не помочь, но я так подумал… – глитч вдруг отвернулся, и мне показалось что его плечи вдруг предательски дрогнули. – Ему очень больно.
– Я босая… – поднявшись стремительно, продемонстрировала ему голые ноги, белеющие в темноте сиротливо.
Чих вперился взглядом в мои обнаженные пальцы так пристально, что я отступила невольно назад.
– Постой, я сейчас принесу, – тихо буркнул.
Бесшумно развернулся на месте и исчез. Вот как они умудряются так перемещаться, как будто по воздуху? Совершенно беззвучно. Вжух, и нет его. А ведь только что был. Я чувствую себя на их фоне… длинноногим Горынычем. Кстати, а где он? Тоже мне сторож.
На моем одеяле пса не было. И рядом, и где-то поблизости. Попыталась напрячься и вспомнить, когда мог ускользнуть мой неверный оруженосец, но не выходило. Прекрасно.
Вдруг почувствовала спиной чье-то присутствие. Оглянулась, не дрогнув. Начинаю привыкать к местным жителям и их странным манерам…
Астата. Полуптица стояла в нескольких шагах от меня и молча смотрела, наклонив голову на бок, как… как птица.
– Это ребенок Чисхисусу, – прервала она молчание. – Он чувствует себя виноватым, но дело не в нем.
У меня рот открылся от удивления. Нет, не от сказанного Астатой, в ее словах как раз не было ничего неожиданного. Меня потрясло то, как она это произнесла. Никакого чириканья, четко и правильно. Так, как будто имперский всегда был ее родным языком. Но ведь…
– Так было нужно, – женщина улыбнулась и я снова невольно залюбовалась ее удивительным лицом. Дивная красота. Мягкая, акварельная, завораживающая. Ничего общего с нарочитой шаблонностью привычных нам эталонов. Такое лицо не забудешь…
– Постарайся не выказать удивления, – тихо сказала она. – Если будет нужда, я потом тебе расскажу все подробно.
Я снова хотела сказать что-то умное, может даже спросить, но Астата вдруг коротко поклонилась и отступила. В ту же секунду на одеяло рядом со мной
упали мягкие светлые мокасины. Причем, судя по виду – ни разу никем не надетые. Новые, остро пахшие кожей, с простой и лаконичной вышивкой по бокам. Судя по некоторому подобию изящества – женские, и размер почти мой, чуть побольше, но не критично.
– Это тебе, обувай же! – запыхавшийся глитч строго рыкнул. И осекся под взглядом Астраты. – Это подарок богине, – и переведя взгляд на меня, строго добавил: – Идем, нас там ждут.
Какая-то странная я богиня. Где всеобщее почитание, где роскошь и праздность? Сплошные претензии, эх.
Натянула удобную обувь, спустив ноги на пол. Мокасины пришлись как раз в пору. Удивительно, сели, как будто влитые. А с виду казались побольше.
– Мне бы руки помыть, – нерешительно остановилась, оглядываясь на Астрату. – Там же ребенок…
– Идите, – она усмехнулась невесело. – Ему уже все равно.
От мысли о том, что уже очень скоро мне предстоит, голова предательски закружилась и холодной змейкой вдоль лопаток по позвоночнику скользнула струйка пота.
Хотела быть взрослой? Изволь, дорогая, такая возможность представилась…
Лучше об этом не думать. Чисхисусу шел быстро, и на меня не оглядываясь. Коротышка? Да я со своими длинными ногами едва за ним поспевала! Чтобы глитча из виду не потерять мне пришлось бежать за ним вприпрыжку. Вынырнув из приземистого здания, больше похожего на огромную длинную кучу глянцевых синих листьев или даже шалаш, мы неслись по широкой тропе, глубоко выбитой в толстом слое темного мха. Пушистым его одеялом были укутаны темные стволы окружавших нас огромных деревьев. Ажурные мшистые бороды свисали с толстых черных ветвей до земли, как старинные гобелены на стенах древних лиглянских замков.
Свет местной звезды едва проникал сквозь густой полог древнего леса. Наверняка, даже в полдень здесь царила унылая, мрачная тьма…
Тропа становилась все шире, от бешеной гонки я взмокла, дыхание сбилось, глаза заливал едкий пот. Волосы на голове как будто взбесились. Завиваясь все круче, они лезли в лицо, залепляли глаза.
Глич, несшийся впереди, затормозил так внезапно и резко, что я со всего маху врезалась в него. Как будто о камень ударилась. Больно! Едва
