Шрифт:
Закладка:
Степа попытался проследить за его взглядом. Прямо через улицу от них стоял дом. Когда-то, вероятно, это был красивый доходный дом – Степа знал, что «доходные дома» легко было определить по окнам: чем выше этаж, тем меньше они становились. Это был один из тех фактов, которые в голове берутся непонятно откуда и остаются там непонятно зачем. Посреди дома зияла пропасть: нижняя его половина была полуразрушена. Штукатурка осыпалась давно, и видна была покрытая трещинами кирпичная кладка с неприятными отверстиями окон. Из «неба» торчали перерубленные корни дома: почерневшие и полностью утратившие жилой вид. С них вниз спускались… Степа обмер: по дому вниз ловко перепрыгивали черные фигуры с белыми глазами. Он только что гнался за одним таким, а здесь их были десятки, если не сотни. Иногда существа останавливались, вглядывались в темноту и запрокидывали головы в беззвучном вое. И когда Степа смог разглядеть их поближе, по манере передвижения и повадкам они напомнили ему обезьян.
Фомич жестом поманил Степу поближе и горячо зашептал ему в ухо:
– Нежити это. Гнездо у них там.
– Кто? – Степа задал вопрос недостаточно тихо, и вся группа нежитей на противоположном здании замерла. Пара нежитей, которая была ближе всего по высоте к их карнизу, стали оглядываться и принюхиваться, шумно втягивая странным ртом воздух.
– Тише ты! Говорю же: нежити, – зашипел Фомич.
Степа приготовился задать очередной вопрос, но Фомич больно ткнул его в бок:
– Вот когда спустимся, тогда я тебе и объясню.
На противоположном здании нежить опустился еще ниже. Теперь их разделяла лишь улица, которая при ближайшем рассмотрении оказалась даже не улицей, а переулочком. Нежить заметил Степу с Фомичом. Опять запрокинул голову, а потом весь сжался и приготовился к прыжку.
– Ну, поехали.
Фомич умелым движением спустил с плеча автомат. Очередь попала в нежитя уже в полете, он перевернулся в воздухе от удара пуль и рухнул на мостовую. Как по команде, вся свора, копошившаяся на трупе доходного дома, кинулась к ним. Степа только успел достать пистолет, когда перепрыгнувший с противоположной крыши нежить врезался в него всем телом и оттолкнул почти на край карниза. Степа воспользовался тем, что между ним и противником пара шагов, и выстрелил ему прямо в морду. Существо грузно упало, и Степа быстро спихнул его ногой с карниза и с удовлетворением услышал, как тело грохнулось на булыжник внизу.
Увидев, что случилось с их собратом, нежити замерли в замешательстве.
– Они обычно стаями нападают. Оружие не любят, хотя стреляют хорошо, – все еще вполголоса объяснил Фомич.
Потеряв двоих, стая, застыв, размышляла: надо ли связываться с опасными противниками. Степа выстрелил через переулок, зацепил крупного нежитя, выглянувшего из дверного проема. Стая приняла решение. Один за другим нежити исчезали в доме. Фомич опустил оружие и выдохнул.
– Повезло нам. Испугались. Ну, или дело у них есть какое-то, и на нас отвлекаться не хотят. Бог их знает.
До земли оставалось всего ничего, и Степа с Фомичом совсем скоро оказались на мостовой. Степа посмотрел вверх – гигантское здание с уходящей в электрические облака колоннадой вызывало у него трепет. Он стоял бы и любовался им дальше, но Фомич бесцеремонно ткнул его локтем.
– Пошли уже. Нет у тебя времени достопримечательности разглядывать.
Они зашагали по переулку и вышли на оживленную площадь. Степа устал и уже не мог удивляться пестрой толпе.
На площади играла музыка из патефона, и несколько пар в разношерстных вечерних нарядах кружились в танце под нежную мелодию. Рядом два монгольских воина о чем-то спорили с красногвардейцем, а поодаль на скамейке изящная пожилая дама с перерезанной шеей вышивала монограммой платок. Степа шел, опустив взгляд. И до него постепенно стало доходить, что все случившееся с ним – правда, и он действительно умер. Мысль эта его опечалила, хотя и не так сильно, как он предполагал. Ну да, ну умер. Бывает. Надо привыкать к новым обстоятельствам. Гораздо больше, как он вдруг понял, его расстроила смерть Васьки. Вот уж кто совсем не должен был умирать.
К своему удивлению, Степа понял, что сейчас его занимает скорее не вопрос смерти, это было дело уже решенное, а вопрос неожиданно приобретенных им способностей. Откуда они взялись и как ими пользоваться, он пока не до конца понимал, но ему очень понравилось растворяться в тени, понравилось бегать по стенам, быть сильным – у всего этого ведь должно было быть какое-то объяснение. И теперь, когда он был вынужден признать правоту Фомича, царевны и даже занудного профессора, он бы с радостью послушал их соображения и на эту тему.
Они прошли площадь и пошли переулками. Город здесь был сплошь двухэтажный, за исключением громад живых зданий, уходящих в небо. На пути их попадались дворцы и соборы, скромные церковки и одиноко стоящие деревянные дома. Иногда путь их лежал мимо кованых оград, за которыми стояли заброшенные особняки или парки.
– Фомич, ты обещал объяснить, что это были за твари.
Степе было любопытно – странные существа как-то выбивались из общей картины Подмосковия, нарисованной ему Фомичом и профессором Вознесенским. Как будто в грустную загробную реальность кто-то зачем-то добавил персонажей совершенно сказочных. Фомич откашлялся и сплюнул на мостовую.
– Помнишь, что профессор объяснял? Все слова его заумные? Город – он живой и дома – живые. Мы, люди, их живыми делаем. Они пропитываются нашими эмоциями и через нас обретают свои собственные души…
Степа кивал. Как бы странно ни звучало такое объяснение, теперь оно было ему понятнее.
– Так, а это кто?
– Это – нежити, – Фомич сердито посмотрел на Степу, как будто раздражаясь из-за его глупого вопроса. – Ты или сам говори, или послушай, чего я тебе скажу. Когда дом сносят, душа его исчезает. Растворяется в нашем мире. Но лет, наверное, двадцать назад вы там, наверху, начали дома заново строить. Не реставрировать, а строить точно такой же на месте снесенного.
Они вынырнули из очередного переулка к реке. Степе было любопытно, куда же они идут, но он боялся спрашивать, чтобы еще сильнее не обозлить Фомича.
– Вот с этого-то все и началось. Нежити – это души заново построенных домов. Как ежели бы с кладбища кто-то мертвяков натаскал и из частей их новое тело сшил. Так и тут: неживые они, и души у них – искусственные. Пластиковые души. Обреченные на страдания и вечный голод. Они падальщики, жрут все, что под руку подвернется. И всех.
Степа примерно представлял, о чем говорит Фомич. Он не раз и не два встречал
