лимонные дольки. Антон знал Мертвого всю свою жизнь. Мертвый привез его из роддома, Мертвый забирал его из школы, Мертвый же иногда отвозил его к отцу. Никогда Антон не видел, чтобы он ел или пил что-то кроме кипятка и лимонов. Большой двухкамерный холодильник за спиной Мертвого был набит лимонами. Иногда, по праздникам, Мертвый засыпал лимоны в блендер и взбивал их со льдом – он считал это главным и единственным позволительным деликатесом.

Разговаривать было бесполезно, Антон понимал это и, пока Мертвый сам не заговорил с ним, сидел задумчиво.

В том, что Соню убили по приказу его отца, Антон не сомневался. Так же как не сомневался он и в том, что сделано это было ему в назидание. Именно поэтому Мертвый пристегнул его на переднем сиденье и приковал наручниками к дверной ручке: Антон должен был увидеть все. Прочувствовать всю глубину совершенной ошибки. Отец не верил в разговоры, он считал, что мужчины должны всегда действовать. Единственное, чего Антон никак не мог понять, так это «за что».

Соня не представляла никакой угрозы его отцу, и жизнь старшего сына для него была давно и глубоко безразлична.

Он был юношеской ошибкой, случайным и ненужным ребенком. Отец давно завел новую, правильную и парадную семью, в которой под прицелами фотокамер рос наследник его необъятной империи. Антон искренне жалел своего сводного брата, чья жизнь была размеренна и полностью подчинена безумным убеждениям отца. Сам же он получил относительную свободу – делать что хочет, учиться где хочет и встречаться, с кем ему вздумается. По крайней мере, Антон так думал раньше.

Когда он был совсем маленьким, отец никогда не брал его на руки. Для этого существовала или жена, или целый штат нянек. Первый раз он прикоснулся к собственному ребенку только тогда, когда Антону исполнилось пять лет, наградив его крепким и очень болезненным рукопожатием, из-за чего маленький мальчик испугался и заревел. Он запомнил эту сцену на всю жизнь, потому что тогда его в первый раз по-настоящему сильно выпороли. Отец не верил в слезы, но верил в ремень. Он вообще не любил эмоции в любом их проявлении. Он жил и работал, соблюдая свой собственный внутренний кодекс: никогда не признавать ошибки, никогда не идти на компромисс, никогда не щадить врагов, никогда не показывать слабости. А эмоция – это слабость.

Антон очень старался. Как и все маленькие мальчики, он мечтал впечатлить отца, но у него никак не получалось. Отец винил во всем его мать – свою школьную любовь. Антон до сих пор не мог поверить, что у отца могла быть «любовь». Два этих слова отказывались уживаться в одном предложении у него в голове. Мать была полной противоположностью – открытая, эмоциональная и очень простая. Она искренне любила отца, но когда и к ней пришло осознание бессмысленности этого занятия, то она взамен полюбила богатую жизнь.

Тогда и для отца Антон стал невыносим. Несмотря на все старания, у него не получалось стать таким, каким его хотели видеть, и для отца само его существование было вечным и мучительным доказательством поражения. У него не могло быть поражений. Он оставил попытки изменить Антона и решил завести себе нового наследника. О разводе мать узнала, когда, вернувшись домой, обнаружила свои чемоданы собранными. Мертвый помог погрузить вещи в машину и отвез Антона с матерью в их новый дом. Это был хороший дом, и отец продолжал содержать их, выплачивая матери очень солидное пособие.

Антону было двенадцать лет, и он, конечно, уже слышал выражение «сменить на более новую модель». Он сам видел, как родители его одноклассников, например, меняют старые машины. Но с машинами просто. Машины продают или ставят в гараж, машины не вяжут из нижнего белья веревок, не перекидывают их через декоративную балку на потолке и не затягивают петлю на шее. Особенно так, чтобы их находили их двенадцатилетние дети.

Он, к своему удивлению, легко пережил смерть матери. Уже тогда он вдруг понял, что смерть – это не самый худший выход из мира его отца. Но Антон не собирался умирать, он собирался жить. Вместо матери в доме поселилась няня. Раз в месяц Мертвый отвозил его к отцу – тот безучастно интересовался оценками и крепко жал руку на прощание. Рукопожатие было важной частью ритуала «отцовства», и Антон потратил годы, засыпая и просыпаясь с эспандером, чтобы довести крепость руки до нужного состояния, чтобы отец хотя бы здесь не мог сделать ему больно.

Антон думал, что когда он вырастет, то станет психологом. Он превратит разговоры в свою профессию и свою жизнь. Он сделает все, чтобы не быть таким, как отец. И у него все получалось. Вообще вся его жизнь до вчерашнего дня была относительно счастливой. У него были деньги, он учился на психолога, у него были друзья, хотя главными друзьями все равно оставались книжки, и с недавних пор у него была Соня. Антону казалось, что он выстроил свою жизнь – он не мешает отцу, никак с ним не пересекается.

Лишь один раз он ошибся – ему по-мальчишески хотелось произвести на Соню впечатление. Они планировали пойти гулять и договорились встретиться в «Старбаксе» на Новослободской: взять кофе на вынос и пойти гулять по переулкам. Вот тогда Антон не удержался. Он решил показать Соне что-то, чего бы она сама никогда не увидела. И он перевел ее через дорогу, поднялся с ней на самую вершину «зиккурата» и провел экскурсию по отцовскому кабинету: святая святых, куда не разрешалось входить никому.

Антон собирался не просто показать Соне кабинет и невероятный вид: ему хотелось открыть ей главную тайну. Показать ту самую деталь, которая бы лучше тысячи слов объяснила ей, что за человек его отец. Как Страшила и Железный Дровосек, заглянувшие за завесу в тронном зале волшебника Гудвина, Соня заглянула и увидела, что кабинет пуст. В превеликом зале на самом последнем этаже гигантского зиккурата в центре Москвы не было ничего: только письменный стол и кресло. Игорь Валерьевич полагал, что для продуктивной работы ему больше ничего не надо. Антон с удивлением заметил на столе у отца книгу в кожаном переплете. Он никогда раньше не видел ее и, полистав, не нашел в ней ничего интересного: дневник какого-то заезжего жулика. Книжка Антона не интересовала, его интересовала только Соня и то, что, выйдя из этого странного места и вместе похихикав над странным отцом, они отправятся к ней домой. Или к нему.

Глава 8. Москва. 1382 год

Савелий пошатнулся и схватился за березу, чтобы не упасть. Потом присел, опираясь