Включив эхолот, он трижды проплыл через «яму», не очень-то понимая, что отображается на экране. Но, увидев знакомую дугу, оторвавшуюся от линии дна, услышав писк сигнализатора, перевесился через борт.

И увидел, как из-под лодки ускользает нечто большое, белёсое, с развевающейся гривой тёмных волос, похожих на тину.

Он закричал.

А с глубины поднялось ещё что-то жуткое, мягко толкнулось в днище. Сашка схватился за вёсла и увидел, что это Валерка — страшный, синий, весь порванный. Сашка схватил багорик, чтобы вытянуть утопленника. Но тут под лодкой опять мелькнула белёсая тень, и Валеркино тело, будто переломившись, вмиг ушло на дно.

Всё дальнейшее было как в горячечном бреду…

Он пришёл в себя уже под вечер, оттого, что Света гладила его по лицу.

Он был в избе.

В печи горел огонь.

Радио громко отчитывалось о прошедшем дне: лесные пожары не утихают, убит журналист, самолёт потерпел крушение.

Тихо и жутко плакал забившийся в угол Роман.

— Что случилось? — спросил Сашка.

И всё вспомнил.

Ночь была страшная.

Они не спали, но их всех мучили кошмары.

Стоило прилечь, и им начинало казаться, что кто-то наваливается на них, душит. Стоило подняться — и чудилось, как по крыше топают чьи-то ноги, в трубе подвывает, под окнами бродят тени.

Когда стало чуть спокойней, они увидели, что в соседнем доме зажёгся свет — колеблющийся, неровный. Сашка взял камеру, стал снимать происходящее — в далёком окне что-то шевелилось, заслоняя свет. Вскоре раздался выстрел — будто молоток ударил.

А минут через двадцать после этого кошмары вернулись.

Изба вся словно тряслась. Дрожали стёкла. Трещали запертые двери. На улице что-то гремело, билось. По крыше скатывались кирпичи, обломки падали в печную трубу.

Сашка заполз под кровать.

Марина залезла в сундук.

А Роман, задыхаясь, метался на диване, пытаясь сбросить с груди нечто тяжёлое, живое и невидимое…

С рассветом опять всё успокоилось.

Вооружившийся топориком Сашка выглянул на улицу, ахнул, увидев, во что превратился его «галлопер»: колёса спущены, на боках вмятины, лобовое стекло продавлено, фары, бампер, решётка радиатора — всё раскурочено. И как теперь отсюда выбираться? А уезжать надо — Роман совсем плох, еле дышит, да и Марина близка к помешательству — выдержит ли ещё одну подобную ночь?

Обошёл Сашка автомобиль, следы посмотрел: где-то дёрн вырван, где-то трава притоптана. На грязном заднем стекле отпечаток — то ли ладони, то ли лапы.

Медведь?

Марина вышла на крыльцо, села на ступеньки, голову руками обхватила, закачалась, как болванчик. Сашка глянул на неё, решил:

— Надо к соседу идти. Может, он чего знает…

Соседская изба была не заперта. И хозяин в этот раз оказался на месте. Он лежал на скользком от крови полу, дышал, как всхлипывал. В правом боку зияла рана. Левая рука была вывернута под неестественным углом.

На Сашку он взглянул с ненавистью, застонал, дыркой в рёбрах подсвистывая, заскрёб ногтями по грязным половицам, пытаясь поднять себя хотя бы на сантиметр.

Это был Фёдор — Сашка как-то узнал его. Здоровенный, лохматый, на лице будто кора — не мужик, а леший — так про него раньше говорили.

— Что тут случилось? — Он присел перед хозяином дома, не зная, как ему помочь, за что взяться.

Фёдор поймал его за руку, с неожиданной силой потащил на себя:

— Зачем приехали? Что сделали?..

Сашка испугался, вырвался, отступил. Под лавкой заметил валяющееся ружьё, раскатившиеся по полу патроны.

Фёдор буравил гостя глазами, зубами скрипел:

— Из-за вас всё… Напугали… Разозлили… Сожрёт она вас. Замучает. И поделом.

Сашка в его хрипе и половины слов не разбирал. А Фёдор с каждой секундой слабел, на лбу его испарина выступила, глаза закатились. Он приподнялся всё же, ощерился. Кровь хлынула из его рта, залила грудь. Он завалился на бок, дёрнулся несколько раз, выгнулся дугой — и затих.

Сашка тронул его за руку — она была как полено.

Он поднял ружьё, собрал патроны и вышел из дома.

Марина почему-то была в избе, билась в истерике.

Он вошёл в комнату и сразу бросился к ней, прижал к полу.

— Да что тут творится такое?! — Ему уже не было так страшно, как раньше, он злился — на себя и на всё, что здесь происходит.

— Я видела! — Марина скосила глаза. Он проследил её взгляд — она смотрела на окно. — Видела, видела, видела…

Он сильно ударил её по щеке. Она замолкла.

— Что ты видела?

— Не знаю… Не знаю…

Он вылил на неё ковш воды, встряхнул:

— Марина! Мариночка! Соберись, пожалуйста! Что ты видела?

— Женщину… Вот такую… Такую вот… — Марина пыталась что-то показать жестами.

— Не поминаю. Что за женщина?

— Старая. Страшная. Она Ромку убила. Посмотрела на него через окно — он захрипел и…

Роман был мёртв. Сашка тряс его, по щекам хлопал, словами увещевал — всё без толку. Марина смотрела на них, качала головой, бормотала:

— Старуха страшная, голая, титьки до земли, руки ещё длинней, волосы, как тина, глаза рыбьи…

Сашка посматривал на девушку, понять не мог, то ли бредит она, то ли сон ему рассказывает.

— Надо уходить, — сказал он севшим голосом. — Убираться надо. Не понимаю, что здесь творится.