— А ты, значит, могильщик?

— Слесарь, — презрительно процедил Иннокентий.

— Хм…

«Слесарь-то, похоже, ни чуточки не боится!» — с удивлением отметила Клара.

Иннокентий выглядел уверенно, будто каждый день также ловко откапывал трупы, как раскладывал батареи на рёбра. От его фигуры, вычерченной предрассветным небом, веяло безмятежностью, и Клара тоже попыталась немного успокоиться. Но вид потрёпанного скелета с горящими глазами никак этому не помогал.

Гоша, в отличии от слесаря, такой решительной не выглядела. Будто только сейчас осознала последствия своей затеи, и они не то, чтобы её напугали, но основательно озадачили.

— Никто из вас, не подумал, я вижу, о том, что будет чувствовать тестовый экземпляр, когда его «оживят»? Смотрю, вы даже не удосужились рассчитать норму вещества, — угрожающе пророкотал профессор, затем прислушался одним ухом, повернув череп к груди.

У Клары сжалось сердце — ей, как солисту этой арии возвратка прилетит посерьёзней.

— И как вы себя чувствуете, профессор? — поспешила прервать гневную тираду Гоша, принимая на себя огонь.

Профессор слушал, подняв указательный палец в знак тишины. Затем тщательно ощупал череп, снова посмотрел на руку, протянул её к Гоше, от чего та слегка подалась назад и придавила Клару, вжавшуюся в земляную стену, и сказал:

— Ногти мешают.

— Эт мы мигом, — невозмутимо ответил Иннокентий, и, порывшись в сумке с инструментами, протянул Гоше штуковину, похожую на «дивные пассатижи». Гоша хмыкнула и, как показалось Кларе, ловко обкусала грязные длинные ногти на сухощавой, но вполне живой руке.

— Так лучше?

— Гм.

Клара с удивлением различила улыбку на черепе, хотя, казалось, это невозможно — он и так улыбался во все зубы. Профессор глубоко и удовлетворённо вздохнул и ожог пламенным взором Клару, от чего у неё по спине побежали горячие мурашки.

— Ну, моя ахно-инверторная индукция. Чем обязан?

Клара приняла такое обращение за комплимент, неожиданно для себя хлопнула ресницами и обольстительно улыбнулась. Кажется, профессор решил сменить гнев на милость. А Гоша никак не придёт в себя. Надо спасать положение.

— Профессор, — мурлыкнула она, отчего огоньки глаз у черепа вспыхнули. — Моя дорогая бабушка, Гретхен фон Райхенбах… Вы должны помнить её, она была вашей ученицей и фанатом… Так много о вас рассказывала… Что я просто не могла жить дальше… Есть один вопрос… Вопрос… На который…

— Только вы можете дать ответ! — закончила Гоша эту мучительную галиматью за Клару.

Профессор скользнул по Гоше огненной искрой, даже показалось, что наморщил лоб, и снова уставился на Клару.

— И что же за вопрос такой?

Клару обдало жаром смятения — давно на неё так не смотрели! Она глянула на Гошу, ища поддержки и увидела, как расстроена её подруга.

— Господин Кравцов! Профессор! — горячо проговорила Гоша, придвигаясь ближе к трупу, и как показалось Кларе, стремясь закрыть её, Клару, своей широкой спиной от профессора. — Я так же, как и Гретхен, ваша поклонница. Я прочитала все ваши книги, изучила труды. Но за время, пока вы… Эмм… Пока вас не было… В мире произошли некоторые изменения. Правительство запретило издавать научные труды, все ваши книги были под страхом лишения магии изъяты из общественных и частных библиотек.

Впервые профессор взглянул на Гошу с интересом.

— Ты… бурлак, не так ли?

— Да. Но дело не в этом, — Гоша, ободрённая его вниманием, заторопилась, глотая слова от волнения. — Понимаете, у меня есть все ваши книги, кроме последней — «Философия энергии ахна-волн». Мне удалось найти один экземпляр, но кто-то вырвал середину.

Гоша задохнулась и замолчала.

— Ты бурлак, — повторил профессор, — и дело как раз-таки в этом. Иначе, для чего тебе «Философия энергии ахна-волн»? Что ты хочешь найти в ней? Ответы на какие вопросы?

Гоша сидела на краю саркофага очень прямо, Клара видела, чувствовала, как она напряжена и взволнована.

— Я хочу разобраться, почему мы такие… разные, при том, что совершенно одинаковые, — с отчаяньем в голосе ответила она. — Мы состоим из одних клеток и хромосом, но почему одни плывут на корабле, а вторые за бортом? Чем они не угодили Господу?

— А ты не ставишь простых целей, верно? — профессор подмигнул Кларе, или во всяком случае ей так показалось, и продолжил. — Но ответь мне, бурлак, с чего ты взяла, что меня это интересует, а? С чего ты взяла, что твои душевные муки от несовершенства мира и уж тем более Божьей несправедливости должны меня взволновать? На что ты надеялась, проводя обряд воскрешения? Думала, что я воспылаю жаждой возмездия за обманутые надежды всех бурлаков? Что открою истину, в которой бурлаки вовсе не бурлаки, а Божьи избранники? О чём ты думала, когда варила зелье?!

— Меня зовут Наташа Георгиева, — упавшим голосом пролепетала Гоша. — Я всего лишь хотела ознакомиться с вашим последним трудом. И надеялась, что вы подскажете мне, где его найти. И ещё…

Она замолчала. Плечи поникли, и, казалось, она потеряла всякую надежду уговорить зарвавшийся труп.

Столько усилий, и всё зря — её дорогая Гошенька сидела как побитая псинка. Клара забурлила, как серная кислота в перегонной колбе — с паром из всех четырёх жерл. Да как смеет этот трупный студень так разговаривать с её Гошенькой! Что он себе позволяет?!

Она прищурилась и посмотрела на скалящийся череп. И неожиданно увидела, а потом и ощутила тонкую, едва уловимую связь между ним и собой.

— Вы чем-то недовольны, господин Кравцов?! — прошипела она змеёй — Желаете повторного погребения? Я это мигом устрою!

Она решительно протянула руку к груди профессора, где ало пульсировал могуто-камень. Профессор дёрнулся в своём углу саркофага. Тонкие пальцы схватились за торчащие из земли нити корней, щели зрачков расширились и заполнили полыхающие глаза смертной тьмой. Он щёлкнул зубами.

Удовлетворённая достигнутым эффектом, Клара придвинулась ближе и положила руку прямо на дыру в рёбрах, едва прикрытых рваными лохмотьями кожи.

— За все эти долгие годы, с тех пор как ты сдох, Гошенька — первая и единственная, кто вспомнил о тебе. Мнишь себя гением? Три поколения людей разгребают последствия твоей гениальности. Три поколения несчастных судеб!.. Немедленно извинись перед Гошей! — взвизгнула Клара, доведя себя до наивысшей точки кипения.

— Ис… ссвини… тте, фрой… ллян! — заикаясь пробасил профессор, щёлкнул зубами и стрельнул языком сквозь щербины. Клара была готова — ловко поймала холодный мокрый шнур и крепко сжала его, так, что глаза у черепа снова посинели и выпучились.

— Выбирай, профессор — или как на духу отвечаешь на все вопросы, или я… оставлю могуто-камень, но лично! Своими руками! Закопаю тебя, и ты будешь жить до тех пор,