Глава 10. Кладбище

Ядрёные сумерки покрыли мир серо-чёрным саваном, когда трамвай, наконец, остановился и динамик мрачным голосом произнес:

— Ваша остановка!

— Наша только через три, — поспорила Клара.

— Приехали. Маршрут завершен. Трамвай идет в депо.

— Но… — хотела было снова возразить Клара, однако Гоша сказала:

— Не спорь с ним, Кларисса, переубедить его еще никому не удалось.

Огни города, оставшегося позади, не справлялись с мёртвым дыханием Поганых болот, что тянулись по одну сторону дороги. Клара брела к кладбищу, освещая путь могуто-камнем. С другой стороны угрюмо темнели ветхие бараки, в которых когда-то жили люди, а сейчас они стояли покинутыми и чернели провалами разбитых окон. Яркий луч света выхватывал грунтовую дорогу, поросшую чахлой травой. То и дело в него врезались ночные бабочки и жуки, пугая и без того дрожащую Клару суматошным мельтешением.

— Тру́сы! — храбрилась она, ругая трамвайное депо.

Теряя сердце при каждом шорохе, она обзывалась «флюрограммой» и «тлёй обкусанной», чтобы хоть как-то держаться. Бабушка, когда была жива, умела ругаться от души, с оттягом. Как Иннокентий. Почему Клара не училась у неё? Сейчас бы помогло.

В душе скребли чёрные кошки плохого предчувствия и бушевала буря невысказанного негодования.

Какого чёрта именно ночью им потребовалось идти на кладбище за ниппелями? Какого чёрта вообще понадобилась эта бурда?!

Что-то в ее размышлениях выбивалось из стройной картины, маячило, жужжало навязчивой мухой, но она не могла уловить, что именно. От напряженной работы мысли она остановилась, и, когда луч могуто-камня выхватил Гошину фигуру из темноты, Клара поняла и от возмущения поставила на землю ридикюль с банкой, в которой плюхалась заряженная бурда.

— Сию секунду, Наташа! Немедленно ответь! Ведь на кладбище нет ниппелей! А? За дуру меня держишь?

Она намеренно назвала ее по имени, как делала бабушка, когда сердилась, но голос Клары сорвался на высокую ноту, и «А?» получилось истеричным, а вовсе не суровым.

Гоша тряхнула грязной матерчатой сумкой, в которой что-то звякнуло.

— Теперь есть! — и загоготала, разнося эхо по притихшим могилам.

— Какого черта тогда мы тут делаем?! Зачем тебе это?

— Не чертыхайся, дорогая. Тебе это не идет.

На плече Гоша несла толстую палку с широкой ржавой пластиной на конце — лопата?

— Пойдем, — сказала она и подняла ридикюль. — Обещаю тебе незабываемую ночь. На таком карнавале ты еще не бывала.

Клара, устыдившись своей вспышки, отобрала лопату и ридикюль и пошла рядом.

— И нечего так орать! — капризно сказала она. — Аж голова разболелась. Надо — так и скажи. Я понимаю слова.

Когда луч могуто-камня выхватил обветшалые ворота старого кладбища, она с облегчением вздохнула. Что бы там не задумала Гоша, надо быстрей все закончить и вернуться домой.

— Добрый вечер, фройлян, — произнесла вдруг темнота, и Клара поплыла, теряясь в сумрачной реальности.

— Ох, ёпт! — крепкие руки обхватили ее за плечи и встряхнули.

Выпавший из рук могуто-камень осветил снизу небритого Иннокентия, казавшегося в неровном свете коварным и притягательным злодеем.

— Ах! Это вы!

— А вы кого ждали?

— Боже, какое счастье, что это вы!

— Ээ… Хм…Я тоже рад вас видеть, фройлян.

— Ну что, идем? — спросила Гоша и пошла вперед, показывая дорогу.

Они долго плутали по едва видным тропам, сквозь кустарники, мимо пугающе-тёмных памятников, и, наконец, вышли к малозаметной, поросшей травой могиле. Гоша, нырнула в заросли травы и через минуту появилась снова, с репьем и травинками в волосах.

— Это здесь. Поторопимся! У нас мало времени.

Она подняла руку Клары с могуто-камнем вверх и приказала:

— Держи так.

Дала слесарю лопату:

— На. Копай здесь, — и указала прямо на могилу.

— Что значит «копай»? — недоуменно пробасил Иннокентий.

— То и значит! — Клара слышала в голосе подруги нервную дрожь, и саму ее тоже потряхивало от скопившегося вокруг Гоши напряжения. Но она согласилась со слесарем: и правда — что значит «копай»?

— Ниппеля в могиле, Иннокентий. Чтобы их достать, нужно раскопать могилу.

— Не понял. Как «в могиле»?

— Так — «в могиле», Иннокентий. Буквально… Древний обычай. Неужто не слыхал?

— Нет.

— Послушай. — Гоша говорила резко, и даже немножко по-мужски. — Тебя рекомендовали, как профессионала. Не разочаровывай меня, ладно? Уж кто-кто, а ты, как слесарь, должен знать древний обряд захоронения, когда вместе с умершим клали в гроб его рабочие инструменты. У бухгалтера это был «Паркер», у менеджера — органайзер, а у слесаря… ну ты сам понял. Во избежание мародёрства, перечень инструментов записывался в погребенной книге кладбища рядом с данными об умершем и месте захоронения. Мне удалось найти эти книги. Некто Кравцов пожелал унести с собой весь аварийный запас небольшой жилищно-коммунальной конторы.

Клара открыла рот, но тут же захлопнула его, встретив грозный Гошин взгляд. Прошедшие за последние пару дней события сложились в кривоватую, нестройную картинку, и она неожиданно поняла, что бояться надо вовсе не темноты и не чёрных крестов. А Гошиного замысла. Клара так и не смогла разобрать бабушкины каракули, с которых Гоша варила бурду, но отдельные слова она всё-таки поняла: «пейтоль» и «овеществление». От мысли, кого Гоша хочет овеществить пейтолем, флюидированным в течение восьми часов могуто-камнем, у Клары зашевелились на голове волосы.

— Может, не надо? — робко спросила она без особой надежды быть услышанной.

Глаза Гоши светились в темноте такой решимостью, что было очевидно — надо!

— Так что Иннокентий, копай. Все, что ты найдешь там сверх наших ниппелей — все твое, как и договаривались.

Иннокентий взялся за лопату, и Клара открыла для себя новый, не виданный до сих пор ею, вид работ. Иннокентий был полон сюрпризов.

Земля разлеталась то в одну сторону, то в другую. Клара меняла руки, освещая рабочее поле. Скользнув взглядом по небольшому гранитному надгробию, она прочла: «И распахнул иную жизнь» и окончательно уверилась в собственных догадках — какого такого Кравцова могилу они раскапывают.

Гоша, тем временем, достала из ридикюля банку с загустевшим варевом. У ног её Клара разглядела ту самую потрёпанную временем сумку, которой она тряхнула перед кладбищем.

Вопросы зудили язык так, что Клара с трудом их сдерживала. Пришлось по-прежнему доверяться Гоше, которая выглядела так уверенно, будто совершенно чётко знала, что делает.

— Готово! — послышался, наконец, глухой голос слесаря из ямы.

Гоша, положив на край могилы пакет с варевом, соскользнула в яму, прихватив сумку. Клара подошла к тёмному провалу с торца и осветила яму внутри. Гроб у Кравцова был гранитным — настоящий саркофаг.

— Надо поднять крышку, — буднично и деловито сказала Гоша,