— Уже поздно, я иду спать, — заявляет он, решительно прекращая разговор.

— Ты прав, нам надо отдохнуть, — соглашается Лавензия.

Когда все они уходят спать, я тщательно вытираю нож, который вытащила вместе с остальными столовыми приборами, и засовываю его в рукав. Плоскость лезвия прохладна к моей коже. Успокаивает. Я закрепила его на месте, затянув одной рукой кожаный ремешок на манжете. Одежда и доспехи охотников призваны скрывать оружие везде, где это возможно. Хотя я никогда раньше не носила кожу, я достаточно хорошо знаю ее конструкцию, работая с кожевником над застежками, легкими пластинами и другими модификациями.

Я следую их примеру и тоже встаю, убирая остальные столовые приборы, как я это делала, когда переносила еду на дальний стол. Я ставлю тарелку на место вместе с остатками ужина.

— Я могу об этом позаботиться, — предлагает Лавензия.

— Нет, нет, моя очередь. — Руван отмахивается от нее. Трудно поверить, что все то изящество и элегантность, которые он демонстрирует сейчас, были заключены в жалкой на вид оболочка человека, которого я впервые встретил. — Остальные — спать.

Я покидаю их и возвращаюсь наверх. Какая удача, что лорд вампиров решил остаться. Интересно, о чем это он «заботился» ... Похоже, он остался, чтобы навести порядок. Меня охватило беспокойство. Если он убирает посуду, то не заметит ли он пропажу ножа?

Но, конечно, у лорда вампиров есть помощники для выполнения таких элементарных дел. Даже если я их не видела... они должны быть наготове.

Я качаю головой, входя в каюту, ставшую моим временным домом. Я зря волнуюсь, пытаюсь успокоить я себя.

В покоях пусто, и Квинн на этот раз не стоит у двери. Я одна. Любопытное решение — оставить меня без какого-либо присмотра в его личных покоях. Но я быстро понимаю, что это не так глупо, как кажется на первый взгляд. Все шкафы заперты. Я прохожу по гостиной, исследуя все, что попадается под руку.

Мебель старая, в основном изъеденная молью. То, что осталось, оголилось и обтрепалось. Это не похоже на роскошные покои лорда вампиров, как я ожидала. Не то чтобы я задумывалась о том, как живут вампиры. До сих пор мне казалось, что Фэйдские Болота породили их для того, чтобы они терроризировали нас. Не имело значения, откуда они пришли. Важно было только остановить их.

Из главной комнаты есть три двери — одна, через которую я вошла, вторая заперта, но третья открывается передо мной. Внутри — туалет. Как и все остальное, она имеет вид роскоши, но покрыта густым налетом запустения. Кран над раковиной позеленел от старости, его насадка покрыто кальцием. Я удивляюсь, когда поворачиваю ручку и из нее выплескивается чистая вода. По крайней мере, я не умру от жажды.

Вернувшись в главную комнату, я начинаю оценивать то, что могу контролировать, имеющиеся в моем распоряжении материалы и все, к чему у меня есть доступ. На полу лежит неплотно пригнанная доска, но под ней только камень и жуки. Один из плинтусов рядом тоже расшатан, штукатурка за ним потрескалась и изъедена какими-то грызунами. Я могла бы хранить там еду, чтобы они не могли морить меня голодом, как стимул для выполнения любого нежелательного для меня поручения. Но мне вспомнились слова Рувана за ужином о паразитах. Я не хочу, чтобы то существо, которое проделало эту дыру, съело мой запасной паек раньше, чем я успею это сделать. Однако это может быть место для оружия.

Я подтягиваю подушки на диване. Конечно, швы мягкие, и я могу легко их раскрыть. Это еще один хороший тайник для небольшого оружия. Я кладу туда нож и укладываю подушки на место, прежде чем лечь. Оружие находится в пределах моей досягаемости, зажато между подушкой и спинкой дивана, спрятано в складках разошедшегося шва.

Сон, как и следовало ожидать, обходит меня стороной. Я бодрствую, наблюдая, как серебристое сияние луны начинает слабеть и меркнуть, сменяясь более мягкой, естественной дымкой рассвета. Если бы я была дома, я бы только проснулась, чтобы спуститься вниз и поставить чайник для чая, а затем отправиться в кузницу, к тому времени, как Мать встанет, будет жарко.

Боль утраты оседает в моих костях. Мне хорошо знакомо это ощущение. Причина другая, но прикосновение то же самое. Это то самое ледяное объятие, которое отец дарит мне из Великого Запределья.

Как дела в деревне? Что делает Мать? Где Дрю? Жив ли он вообще?

Если мне удастся убить лорда вампиров и прожить достаточно долго, чтобы вернуться домой, то к чему я вернусь? Если Руван умрет... тогда мы свободны, все, что от нас осталось. Я могу отправиться к морю. Я могу кузнечить металлы, о которых только слышала. Я могу выйти замуж за кого угодно, а может, и вовсе не вступать с брак. Все возможности мира были бы в моем распоряжении.

Это такой восхитительный сон, что становится больно. Жизнь, которая могла бы быть у меня, но которую украли с самого рождения.

Я моргаю, глядя в потолок, пытаясь заменить свою печаль гневом, прежде чем он успеет улетучиться в пустоту небытия, которая находится внутри меня. Вопросы грозят задушить меня. Моя грудная клетка вдруг стала на три размера меньше.

Если бы не вампиры, меня бы здесь не было. Деревня Охотников была бы целая. Мать, Отец, Дрю и я, возможно, уже давно перебрались бы к морю. Это вина вампиров. Я не могу упустить это из виду. Даже когда гадания по дому становятся оглушительно громкими в тишине ночи. Моя ненависть к вампирам может быть моим путеводным маяком.

Дверь открывается перед самым горизонтом.

Лорд вампиров пересекает комнату. Волосы на затылке встают дыбом, когда он проходит мимо меня. Я продолжаю дышать ровно и тихо. Глаза закрыты. Металлические перекладины занавеса скребутся о штангу, когда он погружает комнату в полную темноту. Он закрывает солнце.

Солнечный свет сжигает туши вампиров. Может быть, мне вовсе не нужно серебро. Может быть, мне просто нужно сорвать шторы в нужный момент.

— Я знаю, что ты не спишь.

Я перестаю притворяться и сажусь. Лорд вампиров стоит у окна, спиной ко мне. Руки по-прежнему обхватывают шторы.

— Я знаю, что ты взяла его, — продолжает он. Я молчу, и он поворачивается ко мне лицом, глаза мерцают в слабом свете. — По крайней мере, ты этого не отрицаешь.

— Ты узнал, когда твоя прислуга убирала посуду?

— Прислуга... — Он мягко насмехается. — Не