Алма-Атинской области, Джандосов был одним из немногих казахов Старшего жуза, вступивших в партию на раннем этапе. Он был противником Алаш-Орды и уже в 1918 году стал членом партии. После учебы в Сельскохозяйственной академии в Москве Джандосов легко входил как в русские, так и в казахские круги. Он идеально владел как русским, так и казахским языком и был знаменит своими ораторскими способностями. Джандосов был женат на неказашке, Фатиме Сутюшевой (в замужестве Джандосовой), татарке из Ташкента382. В статье 1928 года «Новый этап в разрешении национального вопроса» в «Советской степи», важнейшей русскоязычной газете республики, Джандосов написал, что в вопросе о национальном неравенстве достигнут серьезный прорыв и казахов уже нельзя считать «угнетенной» нацией. Теперь, заключал он, казахам следует обратить внимание на более важный вопрос национального преобразования – на «борьбу за свое освобождение от социального гнета». Экономическое могущество бая столь велико, писал Джандосов, что аульная беднота находится в полурабском положении, сохраняющем «патриархально-клановые» связи. Он призвал принять меры, чтобы покончить с этими «полуфеодальными отношениями»383.

По окончании Шестой краевой партконференции в ноябре 1927 года Голощёкин преодолел возражения Садвакасова и нескольких других казахских партийных деятелей и провел резолюцию о кампании по конфискации имущества у казахских богачей. В мае 1928 года президиум партийного комитета республики принял резолюцию, критиковавшую Садвакасова, Ходжанова и Мынбаева за сопротивление конфискации, за «неправильное понимание и механическое проведение коренизации» и за то, что они позволили верхушке аула влиять на партию и Советы384. Партийные авторы связали рассуждения Садвакасова с теориями Байтурсынова, которого критиковали за заявления, что в казахском ауле уже существует нечто вроде коммунизма385.

В результате серии чисток, прошедших в 1928, а затем в 1930 году, большое число высокопоставленных казахских деятелей, многие из которых прежде были членами Алаш-Орды, оказались сняты со своих постов. Хотя казахи не являлись исключительной целью этих чисток, они пострадали от них несоразмерно больше, в особенности поскольку число высокопоставленных деятелей-казахов и так было невелико386. В атмосфере всеобщей подозрительности изменились критерии подбора кадров из казахов. Ряднин, личный секретарь Голощёкина, вспоминал, что Ельтай Ерназаров (Елтай Ерназаров), казах из Сырдарьинской области, сменивший Мынбаева на посту председателя ЦИК республики, получил свой пост не по причине каких-либо талантов, а лишь потому, что не принадлежал ни к какой группировке: «Его достоинство было в том, что он не состоял ни в одной группировке, никого из группировщиков не поддерживал. А это было тогда немалой редкостью среди казахских работников»387.

Карьеры Джандосова и Садвакасова после Шестой краевой партконференции развивались в разных направлениях, свидетельствуя об изменениях в советской политике национальностей на рубеже 1927 и 1928 годов. После того как Садвакасов подвергся осуждению, Джандосов занял его место, став наркомом просвещения. Он сыграл важнейшую роль в кампании по конфискации, публикуя в казахскоязычной прессе статьи, в которых объяснялись принципы экспроприации388. Джандосов состоял в партийном комитете, руководившем конфискацией, и был краевым уполномоченным по конфискации в Джетысуйском округе389. Позже он принял участие в создании одного из первых университетов на территории Казахстана, был первым директором Казахстанской национальной библиотеки. В 1937-м он был репрессирован и в следующем году расстрелян.

Садвакасов, напротив, оказался изгнан с поста наркома просвещения и редактора главной казахскоязычной газеты. В конце 1927 года он был отправлен в Ташкент (Узбекистан), где получил пост ректора Казахского педагогического института. Всего через несколько месяцев Садвакасов был уволен с этого поста и послан в Москву, где стал студентом Московского института инженеров транспорта390. Осенью 1933 года, работая на строительстве железной дороги Москва–Донбасс, Садвакасов заболел. Он умер в московской больнице в декабре того же года, в возрасте 32 или 33 лет391.

И Джандосов, и Садвакасов стремились сыграть роль в формировании советской казахской идентичности, но у них было совершенно разное понимание того, как следует развивать казахское общество и какого направления нужно придерживаться392. Точка зрения Джандосова, возобладавшая в 1928 году, заключалась в том, что сами казахи должны под руководством Москвы начать радикальное социально-экономическое переустройство своего общества. По мнению Джандосова, это был единственный способ «догнать» русскую деревню. Садвакасов, в отличие от него, отказывался от столь резких мер развития казахского общества, в особенности если в русской деревне подобных мер не предпринималось. Он агитировал за дальнейшее развитие кооперативов, которые стали бы основой для более плавной трансформации экономических отношений как в ауле, так и в деревне. С точки зрения Садвакасова, развитию казахов мешали не столько проблемы внутри самогó казахского общества, сколько продолжавшееся сопротивление процессу коренизации со стороны чиновничества и недостаточная финансовая поддержка со стороны Москвы.

СЕМИПАЛАТИНСКОЕ ДЕЛО

В то время как Садвакасов, Джандосов, Голощёкин и другие спорили по поводу антибайской кампании, экономический кризис в республике – и во всем Советском Союзе – продолжал углубляться. Из-за неблагоприятной погоды урожай зерновых оказался меньше ожидаемого, а экономическое планирование усугубило эти последствия. В результате неразумной политики государственных закупочных цен крестьяне начали придерживать сравнительно дешевый хлеб и продавать государству более выгодные продукты животноводства и так называемые технические культуры – сахарную свеклу, хлопок и подсолнечник; это привело к тому, что закупленного государством зерна стало не хватать на нужды городского населения. Страх войны и «капиталистического окружения» усилил ощущение, что наступила чрезвычайная ситуация. Заявления властей, что повсюду таятся скрытые враги, еще никогда не звучали столь убедительно.

В январе 1928 года Сталин побывал в Южной Сибири, важнейшем хлебородном регионе Советского Союза, и призвал к разрешению кризиса при помощи принудительных мер. 20 января, находясь в Новосибирске, он послал телеграмму Голощёкину, в которой резко осудил повышение цен на хлеб в Северном Казахстане и прилегающих к нему регионах Сибири, заявив, что оно угрожает еще больше подорвать государственные хлебозаготовки393. Внутри самой республики Голощёкин и Кубяк, которому в скором времени предстояло стать наркомом сельского хозяйства РСФСР, объехали северные хлебородные области Казахстана и начали организовывать «тройки» для контроля за хлебозаготовками394.

Как в зерновых районах Северного Казахстана, которые посетили Голощёкин и Кубяк, так и на юге республики положение ухудшалось из-за серии засух и джутов 1927–1928 годов. В январе 1928 года секретарь Джетысуйской губернии, находившейся на юге, написал в ЦК, сообщая об отчаянном экономическом положении вверенной ему территории. Всего в трех волостях губернии за январь погибло более 10 649 голов скота, и он подробно рассказывал о мероприятиях по выпасу части скота республики в соседней Киргизии, где травы не так пострадали от засухи. Несколько волостей Джаркентского уезда, по его словам, начали «буквально голодать»395.