Шрифт:
Закладка:
В других случаях власти сообщали, что та или иная община с готовностью приняла участие в кампании против баев и стала использовать понятия, сформулированные властями. Но вопреки предсказаниям партийных специалистов, что атака на баев ослабит родовые связи, кампании против баев часто помогали сохранить и даже укрепить узы родства. Об этом свидетельствует доклад уполномоченного по конфискации в Аягузской волости, где соперничали два клана – Байгулак во главе с Нурахметом Малдыбаевым (Нұрахмет Малдыбаев), сыном влиятельного родового вождя Берикбола Малдыбаева (Берікбол Малдыбаев), и Барлыбай – более многочисленный, но не такой богатый род. Уполномоченный сообщал, что члены рода Барлыбай единогласно проголосовали за изгнание Малдыбаева, и отмечал:
Таким образом, беднота активна там, где видела реальную пользу от Советской власти, так, например… где среди бедноты нет из своего рода влиятельного представителя… и благодаря этого эту бедноту эксплоатировал родовик из другого рода. Эти бедняки не только против баев другого рода, но и против баев своего рода. Например, на собрании… где население происходит из рода «Барлыбай», высказались за выселение своего бая… и при присутствии этого самого бая418.
Хотя некоторые казахи с готовностью взяли на вооружение выдвинутую властью систему координат, они гораздо менее охотно шли на создание новых связей, например классовых, с бедняками из других родов. Уполномоченный констатировал: «Отрицательной стороной этой активности является то, что эти активные бедняки не хотят взять на свой буксир бедняков другого рода… в данном случае родовые гордости имеют место»419.
Кампания по конфискации взаимодействовала с существующей системой связей, в частности родственной, и порой способствовала ее укреплению. Вместе с тем она создавала новые трещины в казахском обществе: одни казахи обвиняли других в нарушении казахских обычаев, таких как береке – поддержание гармонии в ауле. Уполномоченный по Аягузской волости приводил пример:
Некто бедняк Хусани из Мало-Аягузского аула заявил, что бедняки Средне-Аягузского аула уже не мусульмане, ибо такого человека, как Малдыбаева [то есть Малдыбаев], не выдали бы. А в Мало-Аягузском ауле казаки [казахи] все еще казаки, казакское береке они не нарушали, устроили береке и решили не выдавать ни одного бая. Кроме того, активные бедняки не могут ужиться с пассивными бедняками[,] и потому, например[,] на собрании пассивный бедняк – находясь под влиянием бая, на собрании начинает защищать того или иного бая, а активист начинает доказывать то, что необходимо для выселения этого бая, начинаются прения, прения переходят в споры, а споры начинают принимать родовой характер…420
Как показывает донесение уполномоченного, кампания вбивала клин в казахское общество, внутри которого начинались споры о том, что значит быть мусульманином или казахом.
Приказ заблаговременно начать кампанию против баев в Семипалатинской губернии исходил из Политбюро. Как позже не без лукавства отмечал Сталин, «у нас в П.Б. решено маленько конфискнуть баев в пользу беднячка и середнячка скотовода»421. Расследование перегибов началось лишь тогда, когда стало очевидно, что последствия кампании, в частности бегство огромного числа жителей в Китай и стремительное сокращение поголовья скота в губернии, вредят долгосрочным экономическим интересам Советского Союза422. Действительно, некоторые из методов, вызвавших возмущение комиссии Киселёва в ходе Семипалатинского дела, – избиения, принуждение, чрезмерные штрафы – были вновь применены в ходе официальной конфискационной кампании, развернувшейся в течение того же самого года, причем применены в гораздо более крупном масштабе. Однако на сей раз Москва не провела никакого официального расследования, и пострадавшие не могли надеяться на возвращение отнятого имущества423.
Власти решили использовать Семипалатинское дело, чтобы достичь нескольких целей: изъять зерновые для преодоления хлебного кризиса, нейтрализовать сопротивление хлеборобов, как и в других зерновых регионах Советского Союза, и нанести удар по тем представителям казахской интеллигенции, которые представляли собой политическую «угрозу». Беккер, к примеру, вел переписку с секретарями уездных парткомов о том, насколько продвигаются аресты самых влиятельных казахов424. Хотя члены комиссии Киселёва возмутились «безобразиями», произошедшими в Семипалатинске, в деле восстановления справедливости комиссия ограничилась полумерами. Беккер, «злодей» Семипалатинского дела, был уволен, но, несмотря на это «наказание», отделался легко. С 1928 по 1930 год он учился марксизму-ленинизму в Коммунистической академии в Москве. В 1932 году вернулся в Казахстан, став первым секретарем Карагандинского областного комитета партии в самый разгар голода. Затем занимал важные посты в Таджикистане и Узбекистане, а в 1937 году умер от неизвестной болезни425.
В Семипалатинском деле проявились и многие стороны будущего голода. Из-за огромного давления сверху местные руководители заставляли кочевников-казахов – людей, которые питались хлебом, но обычно его не растили, – выполнять тяжелейшие планы хлебозаготовок426. Чтобы добыть необходимое количество зерна, казахи наводнили рынки своим скотом427. Продажа скота стала еще более интенсивной из-за засухи и джута, нанесших огромный урон кормовой базе Семипалатинской губернии: казахи стремились избавиться от животных, которых уже не могли прокормить. Это привело к возникновению фактора, типичного для голода в пастушеских обществах: хлеб чрезвычайно вырос в цене, а животные стали относительно дешевы428. В том же году кризис казахского общества углубился еще больше: стартовала официальная кампания по конфискации.
ОФИЦИАЛЬНАЯ КАМПАНИЯ ПО КОНФИСКАЦИИВсе началось осенью 1928 года429. Постановление о конфискации было направлено против «наиболее крупных скотоводов из коренного населения, своим имущественным и общественным влиянием препятствующих советизации аула», которые сохраняли свою власть, опираясь на «полуфеодальные, патриархальные и родовые отношения»430. Некоторые территории республики выводились из-под действия конфискационной кампании, в частности те, где продолжались земельные реформы (хлопководческие волости Кара-Калпакской автономной области и Сыр-Дарьинской губернии), а также отдаленный Адаевский округ – «в силу особых условий его хозяйственного развития»431. Голощёкин, заявивший, что «Семипалатинская губерния является у нас самой байской, с наибольшими связями среди ответработников-казахов в Казахстане и Москве», сумел добиться, чтобы губерния, еще не оправившаяся от разорения, была включена в список территорий, где следует провести конфискацию байских хозяйств432. Таким образом, в то самое время, когда комиссия Киселёва искала способы, которые позволили бы вернуть имущество пострадавшим, власть готовилась нанести новый сокрушительный удар по Семипалатинскому округу.
В Москве Центральный комитет ВКП(б) в целом наметил план кампании, позволив атаковать не более 700 самых «злостных» баев Казахстана