– И по голове его бы еще! – проскрипела бабушка.

– Это лишнее, – сказал участковый. – Останутся следы. А по шее я умею бить.

– Замечательно, – подытожил Желин.

Через некоторое время действительно приехала «Скорая», фельдшер извиняющимся тоном сообщил, что в больнице проблема – машин не хватает.

– Мы бы и раньше, – сказал он, – да на трассе авария. По объездной ехали.

Была констатирована смерть Рюхиной; подтвердилась догадка опытного следователя о беременности.

– Спасти дите нельзя? – не оставлял надежду участковый. Фельдшер покачал головой.

– Срок маленький, недель двенадцать. И она скончалась, насколько я вижу, сразу после удара. Да и аппаратуры у нас такой нет, по всему миру не больше десятка таких операций было, чтобы в мертвой жизнь поддерживать… и то, в условно мертвой, а у нас… безусловно. А с этим что? – обратил он внимание на лежащего на земле и постанывающего Рюхина.

– Это так. Отдыхает.

– Ну, хорошо. Мы тогда поедем? В морг сообщим.

– Езжайте.

Когда отъехала машина «Скорой», Рюхин сел на землю, обхватив руками голову, разрыдался.

– О, – удивленно сказала понятая. – Дошло. Слышь, дядь Юр, – отозвала она участкового в сторону, – тут скоро родственники Вики подъедут. Вы бы убрали этого, а то разорвут ведь.

– Давай в машину, – мгновенно среагировал участковый, схватил Рюхина за шиворот и поставил на ноги; мощный пинок показал направление. – Давай, тварь, убийца!

Рыдающий Рюхин позволил надеть на себя наручники, так удачно завалявшиеся в бардачке водителя, и покорно залез в «карман» «уазика».

В это время со стороны трассы к месту преступления быстрым шагом подошел Ковтуновский и остановился чуть поодаль.

– Я тут опросил соседей, – громко сообщил он. – Позвонил, вызвал психолога, чтобы детей можно было опрашивать. В администрации справку заказал на подозреваемого. По ИЦ пробил, ГИЦ позже сделают.

– Молодец какой, – покачал головой Желин. – Иди в машину, оформи явку с повинной. Это можешь?

– Это могу. Я только с трупами не очень.

Ковтуновский, посветлев лицом от того, что к нему нет претензий, полез в «уазик» принимать явку от рыдающего Рюхина. Желин продолжил осмотр. Родственники покойной прибыли как раз тогда, когда СОГ отъезжала с места происшествия, но крики были слышны даже сквозь урчание мотора.

– Надо было тебя им оставить, – покосившись на Рюхина, сплюнул эксперт. – Там бы точно кто-то согласился отсидеть пару лет, лишь бы тебя, гниду, больше не видеть…

В управлении Ковтуновский гордо показал зарегистрированную явку с повинной, но встретили его холодно: Желин в свойственной ему язвительной манере позвонил Газиеву и попросил из уважения к его следственной работе и к нему лично или не ставить с ним в дежурство оперативника, боящегося трупов, или перевести Ковтуновского в ОБЭП. Газиев выслушал и пообещал что-то придумать.

Солнце в зеленый июльский день палило так, словно решило одарить всех загаром за несколько часов и до следующего лета. Происшествия свелись к минимуму: даже ночью было жарко. Снизилось и количество пьяных драк: от жары и духоты алкоголь брал в три раза быстрее, и до конфликтов собутыльники не успевали доходить – просто засыпали.

Кошелев, который дежурил в эту пятницу, принес в кабинет бутылку холодного кваса и сообщил в своей обычной манере:

– Согласно сведениям Гидрометцентра, в городе Борисове сегодня установлен температурный рекорд за последние пятнадцать лет.

– Тебе в Гидрометцентре квасу налили? – вяло поинтересовался Демьяненко. – Или это пиво?

– Квас. Кто будет? Кстати, квас, как и свежее пиво, утоляет жажду, потому что…

– Кто дежурный? – прервал его голос Газиева из коридора, через мгновение начальник розыска заглянул в кабинет. – Кошелев, ты? Суицид в Ирклиевской. Демьян, пошли и Ковтуновского, он по трупам слабоват еще.

– Да? – Демьяненко с сомнением посмотрел на начальника, но вовремя вспомнил убийство Рюхиной. – Ну ладно, пусть едет…

– Эдик, на месте дай Ковтуновскому поработать. Следи, но не мешай. Пусть привыкает потихоньку.

– Без проблем. – Кошелев попил кваса, тщательно закрутил крышечку и полез за своим чемоданчиком.

По дороге Ковтуновский пробовал возмущаться, что его оторвали от срочной работы, но нарвался на педантичный рассказ Кошелева о том, что нет работы срочнее, чем выезд на место происшествия с возможным преступлением против личности, и раздосадованно замолчал.

Ирклиевская была не слишком далеко, но по жаре и в лишенном удобств «уазике» каждый километр казался долгим.

– Почему у нас до сих пор кондиционеры в машине не ставят? – с досадой спросил эксперт, третий раз вытирая лоб платком.

– Может, тебе еще и душ в каждом ПОМе?

– Очень было бы неплохо. С холодными напитками.

– Если мечтать, – задумчиво сказал Кошелев, глядя в окно, – то начинать надо с усовершенствования всей системы. Тогда не будет возникать вопросов о кондиционерах.

– Конечно, – поддакнул водитель, – тогда и преступности не будет.

– Преступность в каком-то из видов сохранится, но на борьбу с ней станет затрачиваться гораздо меньше сил.

– Конечно, сохранится, – буркнул Ковтуновский. – «Кондеи» летом из «УАЗов» начнут воровать, это уж точно. Скоро там?

– Уже. – Водитель лихо заложил поворот за указателем «Ирклиевская», и машина поскакала по кочкам грунтовой дороги. – Там дом крайний к въезду, почти приехали. Надолго вы, не знаете?

Следователь на переднем сиденье покачал головой:

– По факту посмотрим. Если там простой суицид, то быстро.

– А, ну тогда я машину вон туда перегоню. – Водитель показал рукой к речке Ирклиевке, над которой склонялись плакучие ивы. – В тень поставлю. Как крикнете, я подъеду.

Дом, у которого остановился патрульный автомобиль, был добротным, но небольшим, одноэтажным; невысокий забор, никакой растительности во дворе, кроме вездесущего спорыша; от двери – крытый дворик с крепким деревянным столом и двумя лавками. Не было похоже, чтобы здесь жили постоянно.

У калитки стояли две женщины: одна плакала, не отрывая ладоней от лица, вторая была очень растеряна, но держала себя в руках.

– Здравствуйте. – Следователь прошел мимо женщин, кивнув. – Нам в дом?

– Да-да, сразу налево…

Кошелев, памятуя указания, пропустил вперед Ковтуновского, хотя тот и пытался задержаться в хвосте; замыкал процессию эксперт. Женщины остались стоять у калитки.

Запах Кошелев почувствовал сразу, как только следователь открыл дверь. Трупы лежали не первый и не второй день. Ковтуновский сделал шаг вперед, вдохнул и шарахнулся:

– Да нет, ну куда, я не дежурный… я с соседями пока поговорю!

– Иди. – Эдик легонько подтолкнул его. – Посмотришь, сделаешь выводы, потом пойдешь опрашивать.

– Да зачем оно… – Ковтуновский скривился, но не стал спорить: глупо выглядеть он не любил.

Гуськом прошли в дом; запах шибанул в нос слева, из полуоткрытой комнаты. Следователь вошел первым. Два трупа, один покончил с собой выстрелом в подбородок («Посмотри, соответствуют ли брызги на стене траектории прохода дроби», – шепнул Кошелев зеленеющему напарнику.), второй – путем самоповешения. Оба трупа были в изрядной стадии разложения и выглядели ужасающе, напоминая, что человек слаб, а смерть может быть довольно уродливой.

– Лето, еще и окна закрыты, – покачал головой эксперт. – Вот это, конечно, они исполнили. Саныч, отодвинься, я пофотографирую.

– Я на улицу, – попытался протиснуться назад Ковтуновский, но вновь был остановлен уверенной рукой.

– Ты все посмотрел?

– Все!

– Посмотри, это может быть инсценировка. Первый убил второго, потом повесился. Или наоборот, второй повесил первого. Иди приглядись к странгуляционной борозде. – Тут Кошелев немного перегнул, борозды там и близко не было видно, так впилась веревка в распухшую шею. – Осмотри, нет ли…

Ковтуновский оттолкнул его руку и вылетел на улицу. Его тошнило.

– Ну, а теперь я сам, – удовлетворенно сказал Кошелев. – Все, что просили, я сделал.

Ситуация с трупами оказалась до нелепости простой. Два родных брата сильно проигрались, задолжали денег. Старший брат работал помощником егеря, младший – помощником начальника лесопитомника. Свою страсть к игре они тщательно скрывали. Когда к ним в очередной раз пришли с требованием вернуть долг, то пригрозили, что примутся за их сестер – женщин, которые стояли у калитки, – и за их малолетних детей. Братья не придумали ничего лучше, как покончить с собой.

– Да неужели бы мы не собрали тех денег, – плакала при опросе младшая сестра. – Да продали бы этот дом, на черта он нужен.

– А они не думали дом продавать?

– Они, дураки, думали, что отец будет ругаться, это же он дом поставил… Да разве же оно того стоило…

Старшая сестра держалась, пока давала объяснения, и разрыдалась только тогда, когда приехал отец – высокий крепкий мужчина, полностью седой,