сына и дочерей писать. Она же, вероятно, привила детям и сильную романтическую жилку, унаследованную от своих предков. В юности у нее была возможность проводить долгие часы над превосходными рукописями королевской библиотеки и читать книги, которые, по словам одной современницы, заставляли «слабовольных женщин впадать в сладострастные заблуждения». На оборотной стороне рукописи одного из артуровских романов, относящейся к началу XIV века, имеется подпись E Wydevyll[106], а на форзаце – надписи Elysabeth, the kyngs dowther[107] и Cecyl the kyngs dowther[108]. Сестры Елизавета и Сесилия также подписали своими именами французскую историю мира и отчет о погребальной церемонии одного из турецких императоров. Будучи королевой, Елизавета заказала у Кекстона издание молитвенника на английском языке и латыни, а также имела в собственности или пользовании несколько прекрасно иллюстрированных часословов.

Елизавета постоянно следила за тем, чтобы старая йоркистская верхушка ни в коем случае не отстранялась от воспитания ее детей. Еще весной 1488 года, когда для принца Артура выбирали наставницу (со значительным жалованием более 26 фунтов стерлингов в год), выбор пал на Элизабет Дарси, которая до этого руководила дошкольным воспитанием брата Елизаветы, Эдуарда V. В 1501 году Елизавета приняла в семью Артура Плантагенета, своего сводного брата – одного из внебрачных детей ее отца. В конце 1490-х годов наставником Генриха назначили Джона Скелтона. Придворный поэт и ученый, Скелтон был неутомимым мастером саморекламы, во многом обязанным успехом самым разным женщинам и писавшим стихи в честь матерей двух будущих жен Генриха: Анны Болейн и Джейн Сеймур.

Позже Скелтон похвалялся в стихах тем, что научил Генриха «читать по буквам»; его главной задачей было научить делать это на латыни. Но собственные эклектичные интересы Скелтона позволяют предположить, что ему в определенной степени удалось передать юному и, по-видимому, впечатлительному принцу свой энтузиазм в отношении столь разнообразных предметов, как математика (к которой у Генриха были способности), английские и французские хроники и английская поэзия со времен Гауэра и Чосера. В эпоху особой любви к учебным пособиям, которые с особенным усердием навязывались королевской семье, Скелтон в 1501 году написал «Княжеское зерцало» (Speculum Principis)[109], «первое зерцало» правил поведения для Генриха. Среди указаний вроде «Руководствуйся ученьем и добродетелью» и «Внимательно читай хроники» выделяется одна заповедь: «Выбери себе жену; цени ее исключительно и постоянно». Не менее существенное влияние оказал на молодого принца еще один человек, представленный ему королевой Елизаветой в качестве наставника. Уильям Блаунт, лорд Маунтджой, только что отпраздновал 20-летие и происходил из богатой семьи с безупречной историей поддержки Тюдоров: его отчим был камергером королевы.

В те годы все больше нарастало напряжение между старыми аристократическими идеалами рыцарства, маскировавшими милитаризм, и новым ренессансным обращением к классике, новейшими гуманистическими представлениями об идеальном правителе. В этом заключалась разница между старой артуровской «Историей британских королей» Гальфрида Монмутского и новой историей, заказанной Генрихом VII итальянскому гуманисту Полидору Вергилию, который с трудом скрывал свое презрение к «басням» Гальфрида. Гуманисты не были склонны следовать куртуазной идеологии. Сам Эразм Роттердамский (в английском переводе, опубликованном Эдмундом Беком в 1540-х годах) заявлял[110]:

Представь себе наглядно, сколь некрасиво, сколь бессмысленно любить, бледнеть, изводиться, плакать, льстить и постыдно умолять наиотвратительнейшую развратницу; петь ночью у дверей, зависеть от кивка госпожи, терпеть власть бабенки, требовать, гневаться, снова попадать в милость, добровольно давать волчице себя высмеивать, бить, изувечить, обобрать[111].

Но Маунтджой (подобно Энтони Вудвиллу до него) сумел преуспеть как в старом, так и в новом мире. Оба они окажут определенное влияние на его ученика Генриха.

Сменив Скелтона в качестве наставника, Джон Холт, друг Томаса Мора, учил юного принца по классической учебной программе, разработанной для его брата Артура: Гомер и Вергилий, Цезарь и Ливий, стоические парадоксы Цицерона и наблюдения Плиния. Однако существовал еще и Джайлс Дювес, который обучал Генриха игре на лютне и французскому языку и служил в Ричмондском дворце библиотекарем коллекции книг (в основном французских), собранной Эдуардом IV и Генрихом VII.

Смерть старшего сына, принца Артура, преподнесла Елизавете Йоркской новое испытание: у Англии все еще был наследник в лице Генриха, но, поскольку третий брат Эдмунд умер, пока родители возвращались из Кале, теперь у нее не было «запасного» принца. К лету Елизавета снова забеременела.

По ее свидетельству, в декабре был награжден некий монах, преподнесший королеве «пояс Богоматери», который должны были носить роженицы. Елизавета посетила Тауэр с проверкой, как идет подготовка к родам: там ее ждали «роскошная кровать», украшенная красными и белыми розами и облаками, новое постельное белье и целый штат нянь. Сравнительно весело отпраздновав в Ричмонде Рождество с карточными играми и музыкой (и обнадеживающим пророчеством астролога о том, что у Генриха родится много сыновей, а Елизавета доживет до 80 лет), в конце января она отправилась в Тауэр. Всего через неделю у нее родилась девочка.

В дальнейшем записи о личных расходах Елизаветы принимают несколько зловещий оборот. В них указана покупка «трех ярдов фланели для миледи Екатерины» – дочери, которой оставалось жить всего несколько дней. Дальше указаны «Расходы Джеймса Наттреса на поездку в Кент, с тем чтобы к королеве прибыл врач Холлисворт по приказу короля». Прокат лодок от Тауэра до Грейвсенда и обратно (3 шиллинга 4 пенни); наем лошадей и проводники «ночью и днем». Это была экстренная поездка. Но усилия врача не увенчались успехом. 11 февраля 1503 года Елизавета Йоркская умерла. Ее муж настолько обезумел от горя, что серьезно заболел: его мать переехала в Ричмондский дворец, чтобы за ним ухаживать. А сын Елизаветы, тот самый Генрих, годы спустя будет с горечью вспоминать смерть матери, запечатлев это «ненавистное известие» как основу своей меланхолии. На одной из иллюстраций тех времен изображен маленький мальчик, предположительно Генрих, стоящий на коленях у кровати матери в слезах.

Разумеется, предполагалось, что король Генрих VII может снова жениться. Он действительно коротко обсуждал идею брака со вдовой своего умершего сына, Екатериной Арагонской, но ее мать Изабелла в ужасе отвергла эту идею: «Это истинное зло, никогда раньше не виданное, и простое упоминание о нем оскорбляет слух – мы ни за что на свете не хотели бы, чтобы это произошло». Кроме того, стороны вели переговоры о браке Екатерины с принцем Генрихом. К концу июня они были обручены. Учитывая молодость Генриха, дело не могло продвинуться дальше. А пока нужно было разобраться с одним вопросом: Екатерина была замужем за братом Генриха, и для брака потребовалось бы благословение папы римского. Но в чем состояла конечная цель этого благословения? Чисто формальный неконсумированный брак, который можно было легко расторгнуть, или полноправный консумированный союз?[112]

В сумбуре дипломатических домыслов не сохранилось свидетельств о каких-либо заявлениях самой Екатерины (по