почувствовала запах алкоголя — и это не от нее. Мими посмотрела на бутылку и протянула руку. Нхика передала ее, думая, что Мими может ее изъять, но вместо этого девушка выпила большой глоток.

Господи, Мими была пьяна? Нхика скрыла свое удивление за суженными глазами.

— Может быть, я заберу ее обратно, — сказала Нхика, протягивая руку за бутылкой, но Мими оттолкнула ее, как ребенок, укравший игрушку.

— Я плохая сестра, — сказала она, опустившись возле постели. Нхика села напротив нее, рассматривая спящую фигуру Хендона.

— Почему?

— Я оставила всю организацию похорон на плечи Андао. Но я ненавижу похороны. А этоти особенно.

— Не вини себя, — сказала Нхика, не в состоянии придумать что-то более утешительное. Ей редко приходилось утешать кого-то словами. В любом случае не словами.

— Но я виновата. Извини, что мы были так скрытны с тобой, хотя и просили много, — продолжала Мими. — И извини, если мы заставили тебя чувствовать себя нежеланной, несмотря на твои услуги. И извини-

— Мими, — Нхика перебила девушку, прежде чем та смогла бы излить еще больше излить свою душу на пьяном языке. — Остановись.

Мими улыбнулась размыто. — Прости — э-э, ладно. — Ее взгляд опустился на Хендона. — Есть ли какой-то прогресс с книгами?

Нхика сняла перчатку, оставив руку у края постели, чтобы показать, что не представляет угрозы. — Может быть. Именно для этого я сюда и пришла. — Она нащупала руку Хендона под простынями и сжала пальцы вокруг нее.

Ее энергия снова проникла в его тело, и она обнаружила, что его функции еще более ослаблены, чем прежде, как будто его организм в оцепенение. Она вспомнила изображения таламуса в книгах и теперь поднялась к нему, преодолевая туман и мглу. Она поднялась вдоль спинного мозга, взбираясь по позвонкам, пока не оказалась у основания черепа.

Нхика выдохнула, лицо настороженно сжалось от напряжения, когда она медленно продвигала свою энергию вперед. Та невидимая преграда встретила ее снова где-то в мозгу, и когда она попыталась уравновеситься на той тонкой грани между стволом мозга и корой, она поняла, что не может. В этом и заключалась проблема; она была теперь уверена в этом. Точно так же, как отмершая ткань в мозгу ее матери парализовала ее, в таламусе Хендона была клеточная смерть, которая мешала ему проснуться. Исцеляющая энергия Нхики вернулась внутрь себя, к своему собственному таламусу, и она передала это чувство Хендону.

Оно окутало пустое пространство мозга Хендона, выделяя форму из пустоты, воссоздавая детали его анатомии, когда она исследовала свою собственную, одна как шаблон, а другая как расколотая копия. Когда ей удалось наложить их одну на другую, это было похоже на шум, превращающийся в музыку, и она улыбнулась, когда новая, неизведанная структура открылась ее энергии. Но все стало размытым, когда она пыталась исследовать их обоих, энергия растянулась слишком тонко между двумя полюсами.

Анатомия Хендона по-прежнему была повреждена, каким-то образом, искажена по сравнению с ее собственной. Там была неразбериха из нейронов и сосудов, и хотя она пыталась разобраться в этом, она быстро потеряла контроль над его анатомией.

Она никогда не разбиралась в клетках мозга настолько тщательно, чтобы знать, как они должны выглядеть. Они не были такими же, как клетки, которые она находила в других частях тела, структурированные и скомпонованные. Это были направленные клетки, и она знала, что если бы она привязала свое влияние к ним, она могла бы преодолеть большое расстояние по телу. Но она всего лишь всадник на неукротимом жеребце, цепляющаяся за его гриву, чтобы избежать падения. Здесь, сейчас, хотя она видела его анатомию отраженной в себе, она мало представляла, как она могла бы начать ее исправлять.

С тяжелым вздохом Нхика отступила, ее разум вновь обратился в правильное тело после долгого изучения Хендона. Когда ее чувства вернулись к ней, она обнаружила, что Мими смотрит на нее с надеждой.

— Я понимаю проблему, — предложила Нхика, предвидя ее вопрос. — Но вывести человека из комы… Это… Это, возможно, было бы чем-то, что старые Целители сердца умели делать, но не я.

— Ты говоришь, что ты не можешь это сделать? — спросила Мими. Ее голос дрожал на гране слез

— Я говорю, что ты и Андао должны готовиться к реальности, где я не смогу это сделать, сказала Нхика, и она знала, что ее слова означали: готовься к еще одним похоронам, таким же как эти, которые Мими так ненавидела.

На мгновение Мими просто смотрела на нее, и Нхика опасалась, что, признавшись в поражении, она потеряет всю гостеприимность Конгми и окажется снова в Собачьем районе. Затем губы Мими дрогнули, брови сжались от непреодолимой скорби. Вскоре потекли слезы, и девушка спрятала лицо в грудь Хендона, прежде чем издала заглушенный вопль. Ее плечи тряслись от всхлипов, и каждая мышца Нхики напряглась.

Она была слишком ошеломлена, чтобы двигаться. Она была единственным человеком в комнате; стоило ли ей утешать Мими? Или она должна была оставить Мими в покое?

— Он не может уйти! — кричала Мими. — Как это возможно, что его сердце бьется, его легкие дышат, и он жив, но не просыпается? Если он выжил там, где отец не выжил, только чтобы умереть через две недели, после всей той надежды, всей этой скорби, я…

Остальные ее слова были потеряны из-за всхлипов и Нхика нахмурилась, тянув руку к плечу Мими. Она знала, что душевное исцеление предназначено для такой ситуации, но она задавалась вопросом, примет ли Мими касание Гравера крови, или это могло бы вызвать только возмущение.

Когда она сидела у постели умирающей матери, ее касание было просто касанием. В конце концов, ни утешения, ни лекарства не могли излечить такую болезнь, поэтому руки Нхики не были руками Целителя сердца. Когда она переплела свои пальцы с пальцами матери, ее рука была холодной, а у матери — липкой, это было всего лишь касание дочери, слишком испуганной, чтобы отпустить.

Вспоминая это, Нхика осмелилась протянуть руку и сжать плечо Мими. Мими не напряглась и не оттолкнула ее. Она прижалась к прикосновению, и ее рыдания, медленно, утихли до поверхностных всхлипов. Сидя у кровати, сопровождаемая только мягким жужжанием медицинского аппарата и тихими дыханиями Хендона, Мими напомнила Нхике о самой себе, лет десять назад — все еще борющейся с новым понятием смерти, чувствуя себя такой преданной, потому что она всегда считала себя невосприимчивой.

Она вспомнила их подозрения о убийстве. Нхика тоже оказалась в таком положении, выдумывая заговор из смерти, потому что потеряла так многих — разве это было справедливо, когда она была