И царица Астинь сделала также пир для женщин в царском доме царя Артаксеркса (Есф. 1: 9).

Имя царицы на иврите звучит как Вашти и более не встречается ни в Библии, ни в иных исторических памятниках. Геродот (История, IX, 109–112) и Ктесий упоминают жену Ксеркса Аместриду, чье имя никак не может быть соотнесено ни с Вашти, ни с Есфирью.

Разделение на мужскую и женскую половины дома присутствовало у целого ряда народов, здесь же говорится о его соблюдении и на празднике — подобную традицию до сих пор можно наблюдать в традиционных исламских и ортодоксальных еврейских семьях.

В седьмой день, когда развеселилось сердце царя от вина, он сказал Мегуману, Бизфе, Харбоне, Бигфе и Авагфе, Зефару и Каркасу — семи евнухам, служившим пред лицем царя Артаксеркса, чтобы они привели царицу Астинь пред лице царя в венце царском для того, чтобы показать народам и князьям красоту ее; потому что она была очень красива. Но царица Астинь не захотела прийти по приказанию царя, объявленному чрез евнухов (Есф. 1:10–12).

Премудрый Соломон говорит: Вино — глумливо, сикера — буйна; и всякий, увлекающийся ими, неразумен (Притч. 20:1). В Новом Завете об этом скажет апостол Павел: И не упивайтесь вином, от которого бывает распутство (Еф. 5:18). Описанный инцидент вполне иллюстрирует апостольское предупреждение, но еще более совпадает с ветхозаветным, где следующий стих утверждает: Гроза царя — как бы рев льва: кто раздражает его, тот грешит против самого себя (Притч. 20: 2).

Причины отказа Вашти в тексте не озвучены, однако ясно, что многодневное празднество, сопровождаемое обильными возлияниями, легко могло породить в мужчинах похоть, а в главенствующем над ними — постыдную похвальбу. Рабби Шломо Алька-бец (Мнот га-леви, см. Свиток Эстер, 46), следуя за текстом таргума, считает, что отдельное упоминание о царском венце неслучайно: именно в нем царица должна была предстать перед собравшимися.

И если в начале пира царь проявляет исключительный такт и деликатность, не принуждая никого к питью, то в конце презирает волю супруги, требуя противного ее сердцу и остановившись только перед последним шагом — повелением вывести ее к собранию насильно.

Согласно иудейской комментаторской традиции, в этом приказании видится еще и политическое заявление Артаксеркса. Если он праздновал свое окончательное воцарение на персидском престоле, то желание унизить Вашти перед собранием, похвалившись обладанием столь красивой женщиной, напрямую политически мотивировано. Вашти, по мнению толкователей (Мальбим, рабби Шмуэль ди Озида, см. Свиток Эстер, 42–43), была дочерью Валтасара — последнего правителя старой династии (что, заметим, очевидный анахронизм, если считать, что описываемый царь — Ксеркс), и браком с ней Артаксеркс хотел упрочить свое положение. Теперь же, войдя в полноту власти, публичным унижением царицы он показывал, что супруга покорна любому его желанию и только он — единственный источник власти.

В именах евнухов таргум видит мрачные предзнаменования, достаточно спекулятивно производя их из иврита, например Мегуман от мехума «паника» и т. д. Но это персидские имена, некоторые из них встречаются в месопотамских текстах.

А если воля царя была не столь неприличной, как говорит об этом иудейское предание, — что помешало царице явиться во всем великолепии своих нарядов и блеске украшений перед подданными? Возможный ответ — гордость. Высокое происхождение от потомков Навуходоносора, великого завоевателя и царя царей, помноженное, как и у Артаксеркса, на некую винную чрезмерность, вполне вероятно, не позволило ей откликнуться на такой самовластный призыв. Таким образом, перед нами либо скромная, либо гордая царица Вашти, но какова она была на самом деле — знает лишь Сердцеведец Господь.

И разгневался царь сильно, и ярость его загорелось в нем. И сказал царь мудрецам, знающим прежние времена, — ибо дела царя делались пред всеми знающими закон и права, — приближенными же к нему тогда были: Коршено, Шефор, Адмафа, Фарсис, Мерес, Марсено, Мемухан — семь князей Персидских и Мидийских, которые могли видеть лице царя и сидели первыми в царстве: как поступить по закону с царицею Астинь за то, что она не сделала по слову царя Артаксеркса, объявленному чрез евнухов? (Есф. 1:13–15).

Важно, что и в опьянении царь не теряет разум окончательно, но, вспомнив о своем статусе, желает, чтобы даже наказание, вызванное гневом, согласовывалось с законом или хотя бы имело его вид.

Число советников царя равно семи. Это не случайно для персидской культуры: «Семь святых» — Ахура-Мазда, Творец мира в зороастризме, и шесть сопутствующих ему светлых духов — главные благие силы мира. Возможно, именно поэтому уже в первой главе нам встречаются три семерки: семь дней праздника, семь евнухов, семь советников.

Советники — аристократы из персов и мидян, двух главных народов империи. В масоретском тексте эти аристократы названы «знающими времена» — без уточнения «прежние». Это словосочетание более не встречается в Писании и отражает некие специфично персидские реалии: не исключено, что это группа жрецов — «магов» или астрологов. Иудейские комментаторы не могут пройти мимо числа «семь», но для них седьмой день празднования, безусловно, день шаббата, определяющий в судьбе всей огромной иудейской диаспоры (Ор Исраэль. См. Свиток Эстер, 45).

И сказал Мемухан пред лицем царя и князей: не пред царем одним виновна царица Астинь, а пред всеми князьями и пред всеми народами, которые по всем областям царя Артаксеркса; потому что поступок царицы дойдет до всех жен, и они будут пренебрегать мужьями своими и говорить: царь Артаксеркс велел привести царицу Астинь пред лице свое, а она не пошла. Теперь княгини Персидские и Мидийские, которые услышат о поступке царицы, будут то же говорить всем князьям царя; и пренебрежения и огорчения будет довольно (Есф. 1:16–18).

Мудрый советник указывает на далекоидущие последствия происшествия — теперь жены приглашенных князей, пировавшие с царицей во внутренних покоях дворца, увидев на столь высоком примере, что можно безнаказанно презирать волю мужа, безусловно, перенесут это и в собственные семьи, чего нельзя допустить во имя сохранения мира и спокойствия державы.

Как мы можем убедиться, идея, что благоденствие общества начинается с мира в семье, была совершенно очевидна и для древних языческих мудрецов. Однако традиционные модели брака очень разнятся. Во многих ближневосточных государствах женщина целиком и полностью подчинялась мужу.

Относительной свободой пользовались замужние женщины Древнего Египта. Ветхий Завет позитивно оценивает женскую инициативу (см., например, о добродетельной жене в 31-й главе Книги Притчей).

На совершенно иной